Несчастная семья. Выходя из дома, Стелла всякий раз боялась, что к ее возвращению Макс сменит замки на дверях. Она сказала об этом Тревору Уильямсу, и глаза у него странно блеснули. Пусть попробует, ответил Тревор. Сказал, что менять замки в доме может только он сам, и это ее несколько успокоило.
Видимость семейной жизни все-таки сохранялась. Стелла продолжала заниматься домашними делами и стряпней. Хотя пропасть между нею и Максом расширилась, в доме появился уют, обязанный своим возникновением только ей, необходимости чем-то заполнять дни, чувству порядка, в котором она, видимо, нуждалась больше чем когда-либо. Что еще ей оставалось? Молчание, ненависть, горе, опустошенность она могла выносить, но только не беспорядок. Не хаос. Не грязный пол и еду не вовремя.
Теперь Стелла висела над бездной безумия. Волны отчаяния накатывали внезапно, и в такие минуты у нее возникало желание лечь и умереть, но она держалась, не хотела уступать, поддаваться отчаянию, хотя оно разъедало остатки силы воли. Этот ненадежный отказ капитулировать заставлял ее убирать постели, стирать, стряпать. Делала она все это не для Макса с Чарли, а для себя. Хваталась за домашнюю работу, чтобы сохранить здравомыслие.
Каждый вечер они ужинали в молчании, потом, если не было дождя, Макс и Чарли отправлялись на прогулку. Стелла убирала со стола и мыла посуду, после чего выпивала еще джина. Садилась к окну и смотрела, как смеркается. Теперь уже темнело не так рано. Через три часа я буду спать, говорила она себе, пройдет еще один день, в который я не сошла с ума. Прожить день и остаться в своем уме стало казаться ей достижением. О будущем Стелла не думала. Думать о нем есть смысл, если чего-то хочешь, а она хотела только прожить день, не сойдя с ума.
Он в Честере! В двенадцати милях!
Под арестом в полиции.
Все пропало. Больше нет надежды на бегство и спасение. Все рухнуло. И тут, пожалуй, можно сказать, что Стелла начала погружаться в клиническую депрессию.
Однажды за ужином Чарли вел себя беспокойно. Он постоянно бросал взгляды на Макса, и Стелла догадалась, что сын хочет что-то сказать ей.
– Ну что такое? – спросила она в конце концов. – Почему ты не скажешь мне сам?
Мальчик испуганно взглянул на Макса, тот вздохнул и вытер губы салфеткой.
– Чарли беспокоится, что ты забыла о завтрашней экскурсии. Ты по-прежнему собираешься ехать?
Стелла поднялась, подошла к раковине. Поставила в нее тарелку и оперлась на стол, стоя спиной к ним. В окно были видны только небо на западе, кружевные облачка, плывущие на фоне заходящего солнца, и бледное светло-оранжевое зарево. Прошло несколько секунд. Стелла чувствовала, как внутри у нее поднимается чернота.
– Да, пожалуй, поеду.
Глава одиннадцатая
Автобус прибыл в половине десятого. Чарли был трогательно благодарен матери за то, что она едет с ним. Стелла плохо спала и утром пожалела, что согласилась на эту экскурсию, но перспектива торчать дома одной не прельщала ее. В прежние дни, подумала она, попросила бы Макса прописать какое-нибудь лекарство – должна же быть какая-то польза от жизни с психиатром. Правда, в прежние дни такой необходимости не возникло бы. И она пила кофе, курила, а Чарли укладывал сумку, рассказывая ей об ожидающих их удовольствиях. Стелла подумала о том, что мальчик способен жить сиюминутным и выглядеть так, словно его совершенно не затрагивали окружающие его несчастья. Вот сидит она, молчаливая, с пустыми глазами, черная дыра в сердце семьи, губительница радостей его детства, и, однако, в предвкушении дня, который они вместе проведут на природе, все забыто, важно лишь, что он войдет в автобус с матерью, а то, что она озлобленная, подавленная женщина, от которой он неделями не видел ни любви, ни ласки, забыто.
Чарли со Стеллой вошли в автобус, и сердце у нее упало, когда две дюжины уэльских школьников и около полудюжины взрослых уставились на них, шедших к последним свободным местам на заднем сиденье. Хью Гриффин, сидевший с водителем, приветливо обратился к ней, но все остальные молчали. Тут Стелла поняла, что несчастье Чарли превратило его в парию, как случилось и с ней, подумала, что такова людская природа – люди безошибочно выбирают в жертвы тех, кто больше всего нуждается в сочувствии. Чарли и она были чужаками, молча сидели в конце автобуса. Разговоры взрослых, болтовня и выкрики детей постепенно возобновились, а мать с сыном смотрели в окно на чуждые поля.
Кледуинская пустошь представляет собой участок бесплодной земли среди холмов, и автобус натужно рычал, выезжая из долины и поднимаясь на плато. Вокруг бесконечно тянулся унылый ландшафт: мох, папоротник, изредка виднелось чахлое деревце, согнутое, корявое, достаточно цепкое, чтобы устоять на ветру. По сторонам дороги неожиданно появились лощины с крутыми склонами, в которых стояла вода; над водой нависли бурьян и низкие деревца, отчего она казалась черной, густой, зловещей. Стелла почувствовала отвращение к этому пустынному болоту, оно таило в себе какую-то угрозу, которую ощущали и другие, так как все голоса смолкли и какое-то время слышался только шум ветра. Наконец автобус свернул с дороги и остановился в безветренном месте у рощицы. Дети высыпали наружу, голоса их вновь громко зазвучали, потом Хью Гриффин разделил их на группы и сказал, когда и где они встретятся, чтобы пообедать. Чарли со Стеллой попали в группу, которой предстояло идти по тропинке вдоль восточного края пустоши. Они должны были достичь места, откуда видно море, находящееся в шестидесяти милях. Группа тронулась в путь, мать и сын шли замыкающими; вел их группу другой взрослый, отец одного из учеников, знавший эти места.