— Дашенька, девочка моя! — воскликнул Михаил Юрьевич, на миг явив моему взору две руки, которыми он огорчённо всплеснул перед собой, — Мне сказали, что ты больна! Что случилось? Я надеюсь, ты не расстроилась из-за того, что мы в прошлый раз несколько скомкано пообщались?
Прежде чем ответить, я несколько секунд таращилась на Голову, пытаясь понять, шутка ли это, или жених правда возомнил, будто я заболела из-за того что он тогда не соизволил беседовать со мной положенные пятнадцать минут?
— Кхе-кхе… сударь… Михаил Юрьевич, не беспокойтесь. Просто простыла немного, — боковым зрением я заметила, что Агафья активно мне жестикулирует, кажется, даже различила недвусмысленное движение — ребром ладони по горлу, и торопливо добавила, — Извините меня за прошлый разговор, я не должна была так себя вести.
— Что ты, что ты, — закивал Голова, — Я же всё понимаю, ты — девочка трудной судьбы, и я готов проявлять терпение столько, сколько нужно для того, чтобы ты забыла своё ужасное прошлое.
Ужасное прошлое пришлось проглотить. Я даже смиренно потупила взор, изображая раскаяние. Голова этим вполне удовлетворился и решил закрыть тему моего проступка.
— Мне бы хотелось чем-то порадовать тебя, — сказал он, — И я расскажу, как на выходных ездил на свой участок. Знаешь, из-за работы я не часто могу себе это позволить, но в этот раз выбрался…
Я выдавила улыбку, очень надеясь, что она не выглядит слишком фальшивой. Красота — я сижу в коррекционном приюте, как в клетке, а он разъезжает по дачам и думает, что это почему-то должно меня радовать!
— Я остался там с ночёвкой, — воодушевлённо продолжал Голова, — В доме почти ещё нет мебели, и я представлял, как мы обставим комнаты, когда поженимся. Я думаю, будет разумно, если ты постоянно станешь жить там, чтобы следить за огородом и оранжереей. А я буду приезжать на выходные.
Замечательно. Мало было огорода, теперь мне грозит ещё какая-то оранжерея. И очень удобно, что ни говори. Не умеющая себя вести в обществе жена-дикарка не будет мозолить глаза и мешать привычной жизни своего повелителя, зато станет исправно трудиться на грядках, надо думать радостно встречая его разносолами и вареньями.
— Если бы ты видела, в каком чудесном местечке тебе предстоит жить, ты бы стала считать дни до своего четырнадцатилетия, — довольно засмеялся Голова, — Я позаботился о том, чтобы на участке было всё необходимое для здорового питания: теплицы, подсобные постройки для скотины, маслобойня, молочный сепаратор.
Да, не завидую той, кого угораздит-таки выйти замуж за Голову. Уверена, через пару месяцев она будет мечтать о работе на производстве.
Словно услышав мои мысли, Михаил Юрьевич спохватился:
— Работы много, но и об отдыхе я позаботился! Построил прекрасную баню, в доме есть камин, у которого можно будет греться холодными вечерами, а на террасе мы повесим гамак!
Я подозрительно всмотрелась в своего жениха искрящегося неестественным энтузиазмом. Странноватый он сегодня — глаза блестят, щёки лоснятся. Насколько я знаю, по закону принятие алкоголя в умеренных дозах мужчинам разрешено, и может ли быть такое, что Голова сейчас находится, как выражались у нас в Маслятах «под градусом»? Хотя какое мне дело? Моя задача — вытерпеть очередные пятнадцать минут нашего общения, делая вид, что получаю от этого удовольствие.
Михаил Юрьевич вдруг хитро подмигнул мне, прищёлкнул языком, и закатил глаза:
— А какие там ночи! Не то, что в городе. Над головой звёзды, рядом лес шумит, сверчки в траве поют… ты ведь любишь гулять по ночам, Дашенька?
По моему позвоночнику словно пробежали холодные пальцы, от чего волоски на коже встали дыбом. Вопрос был очень странным, учитывая то, что Голова не мог не знать — у меня, воспитанницы коррекционного приюта, нет и не может быть возможности гулять по ночам.
— Я имею в виду, — вдруг спохватился он, — Что когда ты жила у себя в деревне, ты же наверняка любила ночные прогулки?
С трудом заставив себя разлепить ставшие вдруг холодными губы, я ответила, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал равнодушно:
— Нет. Родители не разрешали. Опасно — тайга кругом. Если только перед домом посидеть, или на крыше.
— Вот, — Голова поднял перед собой палец, — Ключевое слово здесь — опасно. И поэтому я запрещаю тебе гулять ночью.
Меня посетила спасительная мысль о том, что на самом деле я до сих пор сплю в палате, и всё это — просто сон. Вызванный болезнью нереально яркий и достоверный сон.
— Именно запрещаю, — повторил Голова, не замечая моего поплывшего взгляда, — И я уверен, что когда привезу тебя на свой загородный участок, и ты останешься там одна, то не осмелишься нарушить мой запрет. Тем более, что по ночам возрастает риск простудиться, особенно если ночь ветреная, а мы ведь этого не хотим, правда?