Я осталась на скамейке и наблюдала за их разговором издалека, слов слышно не было, но судя по миролюбивому лицу Агафьи — она осталась удовлетворена.
— Что ты ей сказала? — спросила я Яринку, когда она вернулась.
— Что всё прошло замечательно, мой папаша воспылал отцовскими чувствами и явился справиться о здоровье единственной дочурки.
Я заставила себя улыбнуться, хоть и было совершенно не весело.
— Тогда понятно чего Агафья такая довольная.
— Ага, — Яринка закатила глаза, — Она надеется, что отцовский присмотр благотворно отразится на моём непростом характере. Пошли-ка отсюда, а то меня скоро стошнит.
Мы побрели было к корпусу, но вовремя вспомнили, что теперь наша временная обитель — больница, и изменили курс. Как оказалось — очень кстати, потому что мой взгляд упал на стадион, и я предложила:
— А давай дойдём до тайника, может уже есть записка от Дэна?
Яринка идею одобрила, и, соблюдая все предосторожности, мы осуществили задуманное. И были вознаграждены, правда, лишь наполовину. Записка в тайнике оказалась, но в нём не было флэшки, что нас несколько обеспокоило.
По удачному стечению обстоятельств, в нашей палате рассчитанной на восемь человек, в эти дни кроме нас никого больше не было, и нам не пришлось прятаться на лестнице, чтобы прочитать долгожданное послание. Но мы всё равно на всякий случай подпёрли дверь палаты стулом, прежде чем развернуть сложенный в несколько раз лист.
«Я решил узнать, что именно вы хотели бы прочесть. Напишите темы и вопросы, а я подберу нужные книги. Не забудьте про мою последнюю просьбу.»
Идея нам понравилась, и даже не сколько тем, что такой подход смог бы удовлетворить наше любопытство именно в тех областях, которые нам наиболее интересны, а новым отношением к этому Дэна. Давая нам право выбора он словно подчеркивал своё серьёзное к этому отношение, очередной раз доказывал, что его слова в силе, и мы — одна команда.
Воодушевлённые этим, мы тут же, не откладывая дело в долгий ящик, решили составить список того, о чём хотим прочитать в первую очередь. Но не успели. Раздался стук в окно, и, повернувшись, мы увидели машущую нам рукой Зину. Она явно была чем-то взбудоражена.
— Да что на этот раз? — процедила Яринка, раздосадовано пряча в карман записку Дэна.
Едва дождавшись пока мы откроем окно, Зина скороговоркой выпалила:
— Идите в корпус, в гостиную, Агафья Викторовна собирает всю группу, хочет что-то сказать.
— А чего вдруг? Что-то случи… — договаривать я не стала, потому что Зина уже спешила прочь.
— Дурдом какой-то, — продолжала ворчать Яринка, — То твой Голова чудит, то мой батя, теперь вот Агафья. Поболеть спокойно не дают…
— Ладно, раз зовёт, надо идти, — я пожала плечами, — Давай только сначала записку съедим.
В гостиной уже сидели все девочки во главе с Агафьей, ждали только нас.
— Ярина, Дарья, — очень официальным тоном обратилась к нам воспитательница, — Вы достаточно хорошо себя чувствуете, чтобы присутствовать здесь?
Я подумала, что такой вопрос было бы куда логичнее задать до того, как вытаскивать нас из палаты, но вслух конечно эту мысль не озвучила. Дождавшись, когда мы усядемся среди остальных, Агафья нервно прошлась туда-сюда, и все наблюдали за ней с настороженным ожиданием.
— Девушки, — наконец заговорила воспитательница, повернувшись к своей группе, — Мы с вами здесь — одна семья, и я всей душой желаю вам добра.
Насторожённость перешла в беспокойство, девочки начали испуганно переглядываться. Кроме того, что вряд ли кому-то хотелось быть семьёй Агафьи, сантиментов от неё тоже никто не ожидал. Даже на церемонии посвящения в невесты, обошлось без этого.
— И потому, — продолжала воспитательница, не замечая нашего смятения, — Я взяла на себя смелость опередить школьную программу, и провести с вами беседу по поводу межполовых отношений.
По группе пробежал вздох. Но если большинство девочек втянули в себя воздух от неожиданности и смущения, то я еле сдержала облегчённую улыбку. Велика важность! Это что, она сейчас будет нам рассказывать, откуда берутся дети? Ради вот этого и было столь эпатажное вступление?
— Все мы помним недавнее трагическое событие с двойным самоубийством в нашем приюте, — на миг, замолчав, Агафья траурно склонила голову, — Я общаюсь с Верой Яковлевной, воспитательницей семнадцатой группы, в которой училась погибшая девушка. Она не находит себе места, много времени проводит в церкви, винит в произошедшем себя. И как бы я ни сочувствовала этой женщине, но и оправдать её не могу. Мы — воспитатели, и всё, что случается с вами, именно наша заслуга, или наша вина. Поэтому я решилась на сегодняшний разговор, хотя эту тему вы должны будете проходить лишь в конце учебного года. И если руководство приюта сочтёт нужным наказать меня за эту вольность, я смиренно приму наказание.