Могла бы и не напоминать. Большинство воспитанников приюта оказались здесь именно в результате действия этого закона. А благодаря такой пессимистичной ноте, коей закончилась наша «беседа на равных в домашней обстановке», все разошлись угрюмыми и подавленными.
Я ожидала разноса от Яринки, понимала, что, дразня Агафью, вела себя не очень разумно, особенно после того, как запретила ей ругаться с отцом. Но подруга лишь устало сказала:
— Нам очень повезёт, если Агафья забудет про твою болтовню.
Я что-то виновато буркнула в ответ, и сама постаралась поскорее забыть дурацкий разговор.
Забегая вперёд, скажу, что Яринка, хоть и бывала зачастую легкомысленной, зато её редко подводило природное чутьё на опасность. Не подвело и в тот раз — Агафья ничего не забыла.
Нет худа без добра. По возвращении в палату, ни у меня, ни у Яринки больше не возникло вопросов о том, книги на какую тему просить у Дэна. Мы твёрдо решили раз и навсегда выяснить для себя, что же собственно представляют из себя загадочные интимные отношения между мужчинами и женщинами, и почему вокруг них столько недосказанности и запретов. На школьное образование надежды больше не было — если уроки планирования семьи будут проходить так же, как сегодняшнее выступление Агафьи, мы рискуем так ничего и не понять.
На написание записки много времени не ушло. После того, как мы задали все интересующие нас вопросы, я вспомнила о просьбе Дэна рассказать про наших женишков. Это странное пожелание по-прежнему ничего кроме недоумения у нас не вызывало, но мы сдержали слово и по возможности подробно описали и моего Голову и Яринкиного Львовича. Без упоминания имён естественно, хотя попади наша записка в посторонние руки, при должном внимании не составило бы труда понять, о ком идёт речь.
К сожалению, передать послание в тот же день, не получилось. Лечащий нас врач решил, что на сегодня мы достаточно времени провели вне палаты, и на остаток дня прописал постельный режим. Мы действительно чувствовали себя хуже, чем с утра, Явление Яринкиного папаши и Агафья со своими откровениями, вымотали наши и без того ослабленные болезнью организмы, и уже к ужину больше всего на свете нам хотелось спать.
Зато со следующего дня, дела стремительно пошли на поправку. И пусть в больнице нас продержали до конца недели, но лишь для перестраховки, чтобы мы не заразили кого-нибудь ещё. Чувствовали же мы себя прекрасно, и теперь, когда болезнь отпустила, сумели по достоинству оценить преимущества палаты перед дортуаром. Чтобы обсудить что-то не предназначенное для посторонних ушей, больше не нужно было выходить на лестницу или на улицу, по ночам мы могли сколько угодно сидеть на подоконнике, болтая обо всём на свете и не боясь разбудить соседок, а по утрам долго нежиться в постелях, не ожидая рассерженных Агафьиных окриков. Поэтому когда радостная сестра Марья объявила, что с понедельника мы считаемся здоровыми, и можем отправляться в корпус — мы не обрадовались.
Кроме возвращения к привычному образу жизни, нас ждали дополнительные занятия на продлёнке, во время которых мы навёрстывали упущенное во время болезни. После продлёнки тоже нужно было спешить, мне — на спевки в церкви, Яринке — к Варваре Петровне, где она вдохновенно мастерила какой-то новый наряд. И за недостатком свободного времени, мы даже не очень огорчались, что Дэн задерживается с ответом. Задерживается — значит, так надо.
К середине недели моя подруга опять отчудила. Вернулась после очередного онлайн-свидания со своим женихом довольная и умиротворённая, как кошка, объевшаяся сметаны, разве что не облизывалась. Упала на кровать, закинув руки за голову и сыто жмурясь. Задавать ей вопросы в присутствии Зины и Настуси, я не стала, и сделала вид, что не замечаю её загадочного вида. Как и следовало ожидать, долго она сама не выдержала, и, покосившись на наших соседок, небрежно обронила:
— Даш, пойдём в библиотеку? Как раз успеем до ужина.
Я обречённо кивнула, уже догадываясь, что хороших новостей ждать не стоит.
Едва мы вышли на лестницу, как Яринка радостно затанцевала на месте, беззвучно хлопая в ладоши.
— Ну? — поторопила я.
— Я свободна! — объявила она, и торжественно замолчала, сложив руки на груди.
— От чего ты свободна? — такое поведение начало меня раздражать, и я пошла вниз по лестнице, давая подруге понять, что не намерена играть с ней в угадайки.