Настуся вскочила на ноги. Её глаза сверкали, губы округлились, и на них явно дрожало готовое сорваться ругательство. Пару секунд я обречённо ждала, что сейчас они с Яринкой всё же сцепятся не на жизнь, а на смерть. Но Настуся вдруг расправила плечи и посмотрела куда-то в пустоту, между нами. Потом спокойно сказала ни к кому не обращаясь.
— Видит бог, я сделала всё, что могла.
И развернувшись на пятках, покинула дортуар, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Несколько секунд мы молчали. Яринка сопела от сдерживаемой ярости, Зина шевелила губами, не глядя на нас. Я же чувствовала одновременно и облегчение оттого, что, похоже, надоедливые Настусины проповеди остались в прошлом, и вину перед ней, за то, что пришлось добиться этого таким грубым образом.
— Ничего, — буркнула Яринка, которой, кажется, тоже стало неловко, — Перебесится и придёт. Зато заткнётся теперь.
Тут она оказалась права — Настуся заткнулась, никаких душеспасительных речей мы от неё больше не слышали. Позже она вернулась в дортуар, как ни в чём не бывало, о чём-то похихикала с Зиной, потом, как и в другие вечера, пожелала всем спокойной ночи и забралась в постель. Досадный инцидент с руганью скоро забылся, и, как казалось на первый взгляд, никак не отразился на наших отношениях. Единственную перемену, которую я смогла заметить в Настусе — теперь при разговоре со мной или с Яринкой она избегала смотреть нам в глаза. Быстро глянет — и тут же отводит взгляд. Сначала я принимала это за остаточную обиду, а потом привыкла и перестала обращать внимание. Тем более, что апрель подошёл к концу и первого мая с учений вернулся Дэн.
На этот раз я не смогла побороть искушение, и вышла на улицу, когда только что приехавшие парни, шли от автобуса к своему корпусу. Выглядели они, как и в прошлый раз оживлённо и весело. Присев на скамейку у подъезда, я высматривала среди них Дэна, когда один из ребят, с выгоревшими на солнце почти до полной белизны волосами, проходя мимо, вдруг чмокнул губами и крикнул:
— Малышка, поцелуй солдата!
Я вспыхнула, а его друзья захохотали. Как назло, со мной рядом не оказалось Яринки, которая опять пропадала в пошивочной, а уж у неё, я уверена, нашёлся бы достойный ответ для белобрысого. Я же смогла только отвернуться, делая вид, что ничего не слышу.
А потом увидела Дэна. Он отделился от группы товарищей, и шёл прямо ко мне, широко улыбаясь.
Раскрыв от удивления рот, я наблюдала за его приближением, и не верила своим глазам. Даже оглянулась назад, подумав, что может, на самом деле, он просто увидел кого-то знакомого за моей спиной. Но нет — Дэн остановился в двух шагах от меня и сказал:
— Привет, малявка. Что, мальчики начали подкатывать?
Я неожиданно вспомнила выражение, популярное у Маслятовских детей, и ляпнула:
— Ты с дубу рухнул? — и шепотом добавила, — Нас же все видят…
Дэн улыбался. Выглядел он окрепшим, загоревшим, и даже более взрослым. А ещё я не могла не заметить, как идёт ему обычная повседневная одежда, вместо дурацкой школьной формы.
— Достал я вам одну книжку, — сообщил Дэн, — Завтра почитаешь. Про мальчиков в том числе.
Он подмигнул мне и поспешил за остальными.
— Завтра? — жадно переспросила Яринка, — Значит, он завтра нам напишет?
— Ну-у, наверно…
— А чего там ну? — подруга пританцовывала от нетерпения, — «Завтра почитаешь». После уроков тайник и проверим.
— Тайник-то проверим, — отмахнулась я, — А тебе не кажется странным, что он подошёл ко мне при всех?
Яринка фыркнула:
— Ой, брось. Ну, подошёл и подошёл. Вы там что, два часа разговаривали?
Разумеется, наша встреча не заняла и десяти секунд, а для остальных, скорее всего вообще прошла незамеченной, но меня не оставляло чувство тревоги. Такая неосторожность была Дэну совсем не свойственна.
— Он сказал, что книга только одна? — Яринка моих опасений не разделяла.
— Он сказал — одну книжку, — я начала раздражаться, — А тебе сколько надо?
— Вообще-то чем больше, тем лучше, — не смутилась подруга, — Но и одна тоже хорошо.
Честно говоря, не только она с нетерпением ждала завтрашнего дня. Мне тоже было очень интересно, правильно ли Дэн понял наш заказ, и насколько точно выполнил его. Я боялась, что когда мы писали ему о теме, на которую хотели бы видеть следующие книги, то недостаточно верно выразились. Может, стоило быть посмелее, и вместо «отношения между мужчиной и женщиной», просто написать «секс»? Собственно, сам физиологический процесс нас не интересовал, это всё мы давно знали, да и в любовных романах, переданных нам Дэном перед его отъездом, хватало постельных сцен. Куда больше занимало другое — правда ли то, что нам рассказывала Агафья? И если нет, то почему так важно, чтобы мы думали, будто правда? Что вообще в этом сексе такого, из-за чего потребовалось возводить вокруг него столько запретов и недосказанности?