— Как вы вообще познакомились?! — снова взвилась Агафья, — Что у вас может быть общего?
На этот раз Дэн не посмел ослушаться Вадима Никаноровича, но я уже приблизительно поняла в каком направлении нужно врать, и ответила почти без задержки.
— Он бегал на стадионе. А я раньше, до приюта, тоже очень любила бегать, вот и спросила у него, где он жил раньше. Подумала, а вдруг тоже, как я, в тайге? У нас все были очень сильными и могли бежать без остановки хоть…
— Избавь нас от пропаганды вашего безбожного образа жизни! — перебила меня Агафья, — То есть ты сама подошла к незнакомому парню на несколько лет старше тебя, и стала задавать вопросы? Воистину, можно изъять человека из дикости, но дикость из него не изымешь!
— Денис, так всё и было? — спросил Вадим Никанорович, и Дэн кивнул:
— Мне было интересно с ней пообщаться, всё-таки я первый раз встретил кого-то из дикарей, а она рассказывала увлекательные вещи.
Агафья обвиняюще ткнула в него пальцем.
— И ты, небось, решил, что с такой девочкой будет куда легче проделать… всё, что написано в твоей книжонке?
Дэн деланно рассмеялся.
— Сударыня, неужели я бы не нашёл для этой цели кого-нибудь покрупнее?
— Денис! — возмущённо воскликнул Вадим Никанорович, но тут же без всякой паузы согласился с Дэном, — Агафья Викторовна, а ведь действительно. Девочка очень мала, не выглядит даже на свои двенадцать лет. Возможно ли допустить…
— О, уверяю вас, возможно! — ядовито усмехнулась Агафья, — За свой стаж работы в приютах, я повидала всякое, и поверьте мне — двенадцать лет — это не минимальный возраст в котором девочки подвергались растлению.
— Я понимаю, но… — воспитатель искоса поглядел на Дэна, — Из всех своих воспитанников, Дениса я бы заподозрил в последнюю очередь. Он талантливый ученик, подающий надежды спортсмен, и на учениях показал себя исключительно с хорошей стороны.
— Думаете, я ждала от Дарьи чего-то подобного? — фыркнула Агафья, — Она всегда была скромной девочкой, неплохо училась, а последнее время с успехом выступала в церковном хоре. Нужно ли вам объяснять, сударь, что именно из таких вот тихих омутов и следует в первую очередь ожидать чертей?
Вадим Никанорович помолчал, задумавшись, потом глухо произнёс:
— И всё-таки это очень серьёзное обвинение. Как видите, дети всё отрицают.
— Ещё бы они не отрицали, — Агафья метнула на меня уничтожающий взгляд, — Это не повод им верить. Сейчас я отведу Дарью в поликлинику на гинекологический осмотр. Впрочем, я уверена, что физически она невинна, но ведь ни для кого не секрет, что есть и другие способы развратить девушку. Было бы желание. А после, мы поставим в известность директора, как это и нужно было сделать с самого начала. При всём моём к вам уважении, сударь, это не то дело, которое можно уладить между собой.
— Но, — Вадим Никанорович глубоко вздохнул, — Вы ведь понимаете, что даже самого факта, что такая книга попала к девочке из рук Дениса, хватит для сурового наказания.
Агафья вздёрнула бровь.
— А вы считаете, что этот юноша его не заслуживает? По-моему, таким, как он, молодым да ранним, самое место в колонии! Впрочем, решать всё равно не нам. А сейчас я должна сопроводить девушку к врачу. Буду благодарна, если подождёте.
У так называемого между нами «женского доктора» я уже была. Когда только попала в приют и проходила обследование в клинике. Но что тогда, что сейчас, сам визит не произвёл на меня впечатления. Я не почувствовала ни страха, ни унижения, всё это без следа растворила в себе чёрная непомерная утрата. В прошлый раз я потеряла родителей, а сейчас теряла друга, а вместе с ним всё то хорошее, на что могла надеяться в будущем. И мне некого было винить в этом кроме себя.
На какой-то миг, когда после осмотра врач подтвердила мою девственность, во мне зародилась надежда на более-менее благополучный исход, но увидев, как Агафья в ответ скептически поджала губы, я окончательно упала духом.
Когда мы вернулись в воспитательскую, там нас кроме Вадима Николаевича и Дэна, уже ждал Пётр Николаевич, красный и запыхавшийся. Уже тот факт, что директор, презрев неудобства, которые доставлял ему лишний вес, сам пришёл сюда, да ещё так быстро, не сулил ничего хорошего.
Взрослые принялись что-то горячо обсуждать и спорить, но я их не слушала. Я смотрела на Дэна, пытаясь мысленно докричаться до него, и сказать о том, как я виновата, и как мне жаль. Он тоже глядел на меня, и от его взгляда хотелось зажмуриться, потому что в нём не было ни злости, ни обвинения, зато была жалость и бесконечная печаль — Дэн прощался со мной.