Я понимала, что прячу голову в песок, но намерена была поступать так и дальше, так долго, сколько понадобится для того, чтобы всё разъяснилось само собой. Либо мы рано или поздно обнаружим в тайнике записку Дэна, объясняющую его молчание, либо уже никогда ничего не обнаружим, и это тоже будет объяснением. Но пока я не готова узнать правду.
А на завтра ничего придумывать не пришлось, потому что случилось такое, что надолго привело приют в оцепенение, и отодвинуло на задний план всё остальное.
Ближе к утру меня разбудили крики с улицы. Сейчас по ночам уже не стояли суровые холода, и мы оставляли форточку приоткрытой, а поскольку я спала на верхнем ярусе койки стоящей ближе к окну, то мне было лучше всех слышно, что происходит снаружи. И в этот раз происходило там что-то плохое.
Сначала я подумала, что проспала подъём и теперь слышу голоса воспитанников идущих на завтрак, но открыв глаза, обнаружила, что дортуар погружён в темноту, а доносящиеся до меня крики принадлежат взрослым мужчинам. Потом их заглушил пронзительный женский визг, переходящий в рыдания. Кто-то отчётливо произнёс «О, господи!»
Я свесила ноги вниз, осторожно, чтобы не разбудить Яринку слезла на пол, и на цыпочках подбежала к окну.
Внизу метались лучи фонарей. Я разглядела несколько фигур у торца нашего корпуса, большинство из которых оказались охранниками. Того, что привлекло их внимание видно не было, оно находилось за углом корпуса, именно туда смотрели собравшиеся, и оттуда продолжали доноситься рыдания.
Решив, что уснуть теперь всё равно не удастся, я растолкала и Яринку. Подруга не простит, если узнает, что я наблюдала что-то из ряда вон выходящим без неё. И мы, набросив поверх пижам покрывала, устроились на подоконнике, пытаясь понять, что происходит.
А взрослые продолжали прибывать. Я увидела суетливо крестящегося батюшку Афанасия, сбежавшую с крыльца Агафью в наспех накинутом пальто, мужчин-воспитателей из мальчишеского корпуса. А потом, в заранее открытые охраной ворота заехали две машины, освещая всё вокруг красно-синими всполохами маячков.
— Ой-ой-ой, — прошептала Яринка, — И скорая, и полиция…
— Думаешь, кого-то убили? — ляпнула я первое, что пришло в голову.
— Не знаю… может быть…
Между тем ночь подошла к концу, за окном всё постепенно окрашивалось в серые тона. И в этом тусклом унылом полусвете, мы увидели, как в одну из машин один за другим занесли два продолговатых предмета в глухих чёрных мешках.
Яринка растерянно посмотрела на меня, я — на неё. Мы ничего не сказали, и не стали строить предположений, вместо этого молча и поспешно вернулись в постели. Такого в приюте на нашей памяти ещё не случалось. Разве что полтора года назад, тогда тяжело заболел один мальчик из седьмой группы, его увезли в больницу, где он и умер. Но он умер не здесь и не сразу, так что это событие никого особо не взволновало. Его отпели в церкви и всё забылось. Но то непонятное, что произошло сейчас, напугало нас. Мы не стали смотреть как развиваются события за окном дальше, и ни обмолвились ни словом до звонка будильника, хотя, конечно, уже не сомкнули глаз.
И я, и Яринка продолжали подавленно молчать, пока одевались, причёсывались, заправляли постели под недоумёнными взглядами Зины и Настуси. И не избежать бы нам их дотошных расспросов, если бы в дверь вдруг не заглянула мрачная больше обычного Агафья, и не велела всем срочно собраться в гостиной. Там, среди враз растерявших своё веселье одногруппниц, нам и было вкратце пересказано произошедшее ночью.
Парень и девушка семнадцати лет, которым до выпуска оставалось меньше года, вдвоём забрались на крышу нашего корпуса по пожарной лестнице, и спрыгнули вниз, взявшись за руки. Тела погибших увезли, сейчас на территории приюта работает полиция, поэтому школа сегодня отменяется.
— Теперь все тихо идём на завтрак, — распорядилась Агафья, не глядя на своих перепуганных питомиц, — Потом вы расходитесь по дортуарам, и носа не высовываете, пока я не разрешу, ясно?
Всем было ясно и не нашлось ни одной сумасшедшей, чтобы задавать вопросы.
Нам с Яринкой в какой-то степени повезло — мы не выспались, перенервничали, и поэтому, вернувшись в дортуар, залезли в койки, где благополучно отключились до полудня. Остальным же пришлось маяться в догадках, строить предположения о случившемся, и протирать носами окна, наблюдая за взрослыми на улице. Во второй половине дня полиция уехала, и воспитанникам было разрешено покинуть дортуары.