Рори, закрывая дверь амбара, взглянул на главный дом. Он увидел Литтимеров, залитых светом от окна дома. Они сидели, прижавшись друг к другу, Тейлор положила голову на плечо мужа. На долю секунды ему захотелось стать частью этой спокойной сцены; потом он пожал плечами и направился к своему дому. Скользя в темноте как бесшумное привидение, движения его бессознательно стали плавными и грациозными, – как у его матери – индианки, из племени Чейенн.
В свои пятнадцать лет Рори – «Медвежий Коготь» – О'Хара работал так же, или даже больше, чем любой другой работник поместья. Он не только любил «Хартс Лэндинг» как свой собственный дом, но и от всей души восхищался и уважал Брента Латтимера и питал сильную неумирающую привязанность к Тейлор. Он был уже достаточно взрослым, чтобы понять, как много Латтимеры сделали для Гарви О'Хара и его семьи в шестьдесят шестом и шестьдесят седьмом годах.
О'Хары и Латтимеры находились в одном фургоне обоза, направлявшегося в Орегону. Мать Рори, Белая Голубка, и Тейлор стали довольно близкими подругами. Женщины были одного возраста, у обеих росли маленькие дети, за которыми они присматривали и заботились. Большинство ехавших с ними в обозе презирали, игнорировали и досаждали Белую Голубку только за то, что она была индианкой и, следовательно, не такой, как они. Их предрассудки злили Тейлор, и еще более сближали с новой подругой.
Неделя шла за неделей, близость столь многих совершенно разных людей начала действовать на нервы. Гарви О'Хара, никогда не отличавшийся спокойным нравом, постоянно находился в центре большинства ссор, многие из которых заканчивались кулачными боями. Так как их жены дружили, обычно именно Брент вступал в драки и тащил Гарви назад в его фургон. Таким образом, сблизились и мужчины. Когда Латтимеры решили остановиться в Айдахо, О'Хары остались с ними.
К весне 1867 года «Хартс Лэндинг» уже превратился в реальность. Молодая сила Брента и его благосостояние, объединенные со знанием о границах продвижения переселенцев и ведением дел на ранчо Гарви О'Хары, старше Брента на двадцать четыре года, вызвали бурные изменения в долине среди гор, которую они выбрали и назвали своим домом.
Гарви никогда в жизни не чувствовал себя более счастливым человеком. У него была юная жена-индианка, которую он страстно любил, хотя и не всегда демонстрировал это; красивый здоровый сын и хорошие друзья рядом. В пятьдесят семь лет он, наконец, прекратил бродячую жизнь, которую вел до этого, нашел место, где чувствовал себя своим, людей близких по духу.
Потом Белая Голубка скончалась при родах. Дочь родилась мертвой. Сон закончился; начался кошмар. И только крепкая дружба удержала его от попыток найти способ самому опуститься в могилу. Больше ничто не осталось таким как прежде. Некоторое время он продолжал управлять ранчо, но потерял всякий интерес к работе, и постепенно отделился от дел, уединившись в своей хижине. Сейчас, шесть лет спустя после смерти жены, он редко покидал свой маленький домик, проводя дни на крыльце, а ночи с бутылкой.
Рори встряхнул головой, отбрасывая назад воспоминания. Это были неприятные мысли о прошлом. Он предпочитал думать о временах проведенных с семьей Латтимер. Тейлор посвящала много часов его обучению, стараясь на всю жизнь привить ему любовь к книгам. Брент учил его работать на ранчо, начиная с самых основ. В прошлом году он уже допустил Рори к работе с конторскими книгами, «сделаешь из парня чертова банкира», ворчал Гарви, но Брента это не страшило.
Рори находил удовольствие в общении с Бренеттой, хотя старался не показывать это. Иногда он разрешал ей слоняться поблизости, пока делал обычную работу, и время от времени брал ее с собой на рыбалку к одному из горных ручьев. Ему нравился ее радостный смех, заразительная улыбка, так часто сияющая на ее лице, когда они проходили через лес. Сине-черные волосы, всегда аккуратно заплетенные в косы, струились вниз по спине, а в карих с золотистыми точечками глазах, плясали веселые огоньки, когда она высматривала маленьких лесных зверюшек.
Рори остановился, глядя на домик, расположенный в стороне от имения и мысли о Латтимерах исчезли. Он знал, что надо заглянуть и проверить, как там отец. Он так же знал, что тот, возможно, храпит в пьяном угаре. Нет, он подождет до утра. Сейчас слишком поздно.
Тейлор заметила, как Рори тихо вышел из амбара. Мальчик работает слишком много, подумала она. У него не хватает времени, чтобы просто побыть счастливым. Ей надо как-то забыть на время обязанности. Она прижалась к Бренту, на время отвлекшись. Слабый аромат сена, запах лошадей, кожи и пота – странно успокоил ее. Трудно представить, что когда-то она была избалованной, изнеженной дочкой богатого плантатора, девицей для которой самая главная проблема дня состояла в выборе нового платья. Трудно поверить, что сейчас она счастлива, пройдя через годы войны. Жизнь до Брента казалась всего лишь смутным сном.
Тейлор взъерошила волосы на затылке Брента. В ответ он крепче прижал ее к себе, откинув ее голову.
– Ты – очаровательная нимфа, правда, – охрипшим голосом прошептал он. – Пройдем в постель, жена.
Бренетта тоже видела, как Рори вышел из амбара. Раздвинув шторы на окне спальни, она облокотилась на подоконник, положив подбородок на ладошки. Она видела, как он помедлил, пристально глядя в сторону дома, потом повернулся и исчез среди ночных теней.
Милый Рори. Ни у кого не могло быть лучшего брата, чем он. И именно так она думала о нем – как о брате, которого у нее нет. Он являлся и ее лучшим другом. Фактически, ее единственным другом, подходящим для ее возраста. В «Хартс Лэндинг» не было других детей. Большинство работников ранчо вели холостяцкую жизнь; многие из них оставались только пару месяцев – на время отлова и перегона скота.
Но Бренетта не представляла ранчо без Рори. Казалось, он всегда был здесь, вытаскивая ее из одной неприятности за другой, часто спасая ее от порки отца.
– Спокойной ночи, Рори – шепнула она ему вслед.
Порыв ветра заставил ее взглянуть на небо. Проносившиеся вверху облака, заслоняли все звезды. Она ощутила запах дождя, тяжело повисшего среди туч, готового разразиться потоком воды в любую минуту. Ветер подул сильнее, занавески неистово затрепетали по обеим сторонам от нее. Неожиданно трезубец молнии расколол облака. Молния была ослепительна в своем величии. Вслед за ней сердито загремел гром, сотрясая весь дом своей яростью.
Приглушая гром, раздался пронзительный крик Бренетты. Войдя в комнату, отец увидел ее, лежащую ничком, он быстро поднял ее с пола, куда она упала, крепко прижал к своей груди. Бренетта не могла слышать его напевных вполголоса утешений из-за грохота грома, собственных воплей и хныканья.
– Все хорошо, малышка. Папа не даст тебя в обиду. Это просто молния и гром, Нетта. Все хорошо. Ну, тише, тише, любовь моя. Все хорошо.
Потом к утешениям отца добавились слова матери, ее мягкий акцент успокаивал и облегчал.
– Все скоро кончится, милая. Мама и папа здесь, рядом с тобой. Все хорошо.
Наконец Бренетте удалось подавить крик, но она продолжала хныкать и съеживаться от страха при каждом ударе грома. Она закрыла глаза, чтобы не видеть вспышек молний, но ей не было спасения от продолжающегося грохота или страха в собственном сердце.
Брент покачивал дочь из стороны в сторону, мысленно проклиная погоду… и генерала Шермана.
Бренетте было только пятнадцать месяцев от роду, когда начался артиллерийский обстрел Атланты. Конечно, она не помнила этого, но с тех пор испытывала неудержимый страх от громких, трескающихся звуков.
Вина Брента равнялась ее страху, так как он в то время сражался на другой стороне; будучи офицером янки под командованием генерала Шермана и вполне мог уничтожить женщину, которую любил и ребенка, не зная, не понимая этого. Когда Бренетта зарылась глубже лицом в его грудь при следующем гневном раскате грозы, Брент возблагодарил Бога, что сберег их и молился о том дне, когда Бренетта забыла бы страх.