– Гулять, – беззаботно отозвалась я, и направилась прочь от забора.
Здесь деревья росли куда гуще, чем на территории приюта, луна почти не пробивалась сквозь ветви и листья, поэтому идти приходилось медленнее. Но и торопиться было некуда. Я впереди, Яринка за мной, мы осторожно двигались между стволов, не слыша ничего, кроме шороха травы под ногами. Оглядываясь, я видела, как подруга трогает кору деревьев, словно хочет удостовериться в их реальности. Меня саму не покидало ощущение не то сна, не то воспоминаний о тайге. И усиливая эти ощущения, добавляя в них нотку непонятной щемящей тоски, вдали снова застучал колёсам поезд.
И пусть шла я без цели, но в итоге ноги сами привели меня к поваленной сосне. Мы присели на её ствол. Мои глаза уже привыкли к темноте, и теперь я любовалась ночным лесом, мазками лунного света среди веток, и переплетением ночных теней.
– Странно, – тихонько сказала рядом Яринка, – Я всегда думала, что ночью в лесу страшно, а тут наоборот хорошо.
Я понимала, что она имеет в виду. Окружающая нас темнота не была враждебной, таящей опасность. Напротив, она укрывала нас, отгораживала от остального мира, так что создавалась иллюзия полной безопасности. Приют с его правилами и вечной угрозой наказания в случае не соблюдения этих правил, отсюда казался почти несуществующим.
Яринка вдруг вскочила, отбежала в сторону, и упала на траву, разбросав в стороны руки-ноги. Тихонько засмеялась.
– Иди сюда!
Я поднялась, приблизилась к подруге, но замерла в нерешительности. Если сейчас замараю платье, завтра у Агафьи могут возникнуть неудобные вопросы. Грязное платье в её понимании – повод не только для наказания, но и для тщательного расследования того, каким образом девочка могла испачкаться. Ведь девочка не должна попадать в места и ситуации, где подобное может с ней произойти.
Яринка нетерпеливо похлопала ладонью по земле рядом с собой, и я снова почувствовала злость на себя. В кого я здесь превращаюсь? Как там Дэн сказал "очередная безвольная кукла"? Она самая! Как далеко заведёт меня стремление слушаться и хорошо себя вести?
Решительно плюхнувшись в траву, не обращая внимания на сразу намокшее от ночной росы платье, я вытянулась рядом с Яринкой, которая тут же нащупала и сжала мою ладонь. Так мы и лежали довольно долго, молча глядя на раскачивающиеся над нами верхушки сосен, растворяясь в ночной тишине и ощущении свободы.
Яринка первой нарушила тишину.
– Вот бы остаться здесь жить. Построить шалаш… только ты и я, и никаких воспитателей, никакой школы.
Я мысленно согласилась, но с одной поправкой. Чтобы с нами был ещё Дэн.
– Мама тоже сейчас в лесу, – совсем тихо добавила Яринка.
– Как в лесу? – не поняла я.
– Она самоубийца. Её похоронили не на кладбище, а за оградой. Прямо в лесу. А так даже лучше, красивее там. И тихо-тихо…
– Ты была на похоронах? – обычно мы старались не заговаривать о прошлом, ничего кроме тоски это не приносило, поэтому подробности Яринкиной жизни до приюта, я знала плохо.
– Да, меня соседка отвела. Отец не пошёл, и меня не хотел пускать, – Яринкин голос задрожал от обиды, – Но соседка сказала, что это грех – не дать ребёнку попрощаться с матерью. Тогда он заткнулся. Нагрешить, блин, побоялся. А что сам маму довёл…
Я успокаивающе сжала Яринкину ладонь, и она, судорожно вздохнув, замолчала. Чтобы нарушить тяжёлую тишину, я спросила:
– Ты больше у мамы не была?
Подруга покачала головой.
– Нет. Меня отец быстро сюда сплавил. Я даже мамино письмо не успела забрать из-под подоконника. Хоть бы он его не нашёл, не хочу, чтобы трогал своими лапами, – Яринка вдруг резко повернула ко мне голову, волосы метнулись по траве, – Дайка, я же тебе не рассказывала, что мне мама писала?
– Нет.
Подруга снова уставилась в небо, и вдруг заговорила тихим ровным голосом:
– Доченька, солнышко, рыжик мой золотой, не обижайся и не грусти. Я оказалась слабее, чем думала, прости меня. Постарайся стать счастливой несмотря ни на что, это трудная задача, но ты всё-таки сумей. Помни о том, о чём мы мечтали. Всё, что я тебе рассказывала про волшебные страны – правда. Жаль, что у нас оказалось так мало времени, и я не смогу отправиться туда с тобой, но ты справишься. Будь осторожна, не сдавайся и не останавливайся. Счастливого пути! Люблю. Мама.
Яринка замолчала. Я тоже не знала, что сказать. В глазах щипало от жалости и к ней, и к себе. И в то же время я испытала острое чувство дежа-вю. Что-то в этих словах казалось очень знакомым, совсем недавно я слышала нечто похожее… Похожее не словами, но вызванными эмоциями. Дэн? На этом же месте Дэн говорил про свою семью. Он говорил другое и по-другому, но, слушая его, я испытывала похожие чувства.
– Яринка, – тихонько начала я, ещё не зная, как правильно выразить свои мысли, – А что за волшебные страны?
– Ну, это, помнишь, я тебе говорила? Как мы мечтали убежать от отца? Вот мама и рассказывала про страны за Занавесом, где всё можно, не как здесь. Что туда реально попасть, только очень опасно. Но мы попробуем, когда я подрасту.
Чувство дежа-вю не исчезало. И тогда я задала вопрос, обращённый больше к себе, чем к подруге.
– Так твоя мама была другая?
И как ни странно, Яринка меня поняла. Может, сама думала о том же, а может просто уловила ход моих мыслей тем самым, почти телепатическим чутьём, которого не лишены все дети.
– Да, она не такая… не такая как все эти, остальные женщины. Её поэтому отец никогда не любил.
– А где? – я невольно перешла на шепот, – Где эти страны, про которые она говорила? Как называются?
Яринка покачала головой.
– Мама не рассказала, как они называются. Она говорила только "на западе".
На миг я закрыла глаза и ясно увидела прорезающие тьму, шарящие по земле, очень яркие, но какие-то мёртвые лучи прожекторов. Услышала гул винтов вертолёта, на клочья разрывающих тишину ночной тайги. И услышала горячий мамин шепот в самое ухо "Запад, беги на запад".
Мама, так ты имела в виду не сторону света?
Яринка рядом тихонько ойкнула, я поняла, что слишком сильно сжала её руку, но не нашла сил извиниться. Вместо этого сказала:
– Значит, нас не двое, а трое.
– Что? – не поняла подруга.
– Нас трое в этом долбанном загоне, – в моей памяти ожили, и заиграли новым смыслом слова Дэна.
Яринка пребывала в недоумении.
– Да кого трое? В каком загоне?
Я перекатилась на бок, поворачиваясь к ней лицом. И пересказала наш с Дэном разговор, всё то, о чём умалчивала до этого. Не потому, что не доверяла подруге, а потому, что сама до конца не понимала. Теперь, кажется, поняла.
Яринка выслушала, не перебивая, вперив неподвижный взгляд в небо. А когда я закончила, грустно сказала, подытоживая:
– Да, всё верно, мама была другая. Она не хотела жить так, как живут все, не могла стать счастливой. И наверно ещё много чего мне рассказала, если бы так рано не умерла.
– Значит и твоя, и моя мамы, хотели, чтобы мы убежали на запад?
– Кажется, да.
– Но как?
Яринка помолчала и рассудила по-взрослому.
– Дайка, пока рано об этом думать. Сейчас мы ничего не сможем. Надо немного вырасти. Хотя бы как твой Дэн.
Я согласна кивнула и опять легла на спину.
Вновь издалека долетел ровный стук колёс невидимого поезда. И больше он не казался мне тоскливым, пожалуй, чуть тревожным, но в то же время зовущим. Дальние дороги лежали там, за пределами нашей однообразной жизни. И если раньше они для меня были абстрактными, плоскими и безжизненными, как тусклые иконы, висящие в церкви, то теперь обрели объём и краски, стали настоящими. Не просто факт существующий отдельно от меня. Сейчас эти дороги куда-то вели. И по ним можно было пойти.
Яринка молчала, видимо тоже привыкая к новой картине мира. И так в тишине, мы лежали долго, звёзды над нами заметно сместились по небу, а луна начала опускаться за деревья. Наконец, Яринка заговорила, но уже совсем на другую тему:
– Как думаешь, что там?