Так вот и закончилось моё свидание с экс женихом, и, как оказалось, мой последний разговор с Агафьей.
Всё это я сейчас и рассказала Яринке, не так складно конечно, путаясь и сбиваясь от избытка чувств, но смысл передать смогла. Примечательно, что подруга ни разу меня не перебила и не задала ни одного вопроса. Она слушала в напряжённой позе, с застывшим взглядом, а когда я, наконец, замолчала, вдруг расхохоталась, запрокинув голову.
– Ты чего? – перепугалась я, запоздало подумав, что может быть, не стоило всё на неё вываливать вот так, без подготовки? А то такие новости, да сразу после общения с ненавистным отцом, пожалуй, совсем добили мою подругу. Но Яринка и не думала "добиваться", она вовсю веселилась.
– Ахахаха! Ой! Я представляю рожу папашки, когда ему скажут, что я сбежала и пропала! Он же ночей спать не будет, станет ждать, что я за ним в белых тапочках приду! Хахаха, не могу!
– Почему в белых тапочках? – спросила я, оторопев от такой реакции.
А Яринка оборвала смех так же резко, как начала, и довольно объяснила.
– Да он суеверный до жути. Когда мама умерла, этот дурак в косяки и пороги булавки втыкал, чтобы она не смогла зайти.
– Но ты же не умерла, а только убежала.
– Так меня не найдут, значит умерла. Знаешь, сколько в полиции отводится времени на поиск живого ребёнка? Трое суток. Потом уже ищут труп.
Я не стала уточнять у Яринки, откуда такие познания, не стала и подкалывать на тему того, что она уже не ребенок, а вполне себе девушка. Предстояло обсудить куда более важные вещи.
– Значит, убегаем?
Подруга удивлённо глянула на меня.
– Спрашиваешь! Моя воля – я бы прямо сейчас стартанула. Сегодня же понедельник? Эх, ещё до пятницы ждать…
– Что берём с собой? Голова… Михаил Юрьевич сказал – только самое необходимое.
Яринка помрачнела.
– Я хочу взять всё, что сшила. Так старалась, не оставлять же.
Я знала, как Яринке дороги её чудные вещицы, и отнеслась к этому со всей серьёзностью.
– Мы же будем складывать вещи в школьные сумки?
– Так других у нас и нет, – хмыкнула она.
– Ну вот, твои костюмы можно распихать по обеим сумкам, в две влезут.
– А твои вещи?
Я задумалась. Что взять? Личных вещей, в смысле своих, а не тех, что выдали в приюте, у меня почти нет. Так что кроме смены белья, колготок, цветастого платьица подаренного мне Яринкой, да ещё пожалуй нотной тетради, брать нечего. Хотя… Я злорадно улыбнулась. Возьму злосчастный планшет. Пусть останется на память, вместе со всеми учебниками, видео-уроками, и годовыми оценками. Буду потом иногда его включать и радоваться тому, что всё это осталось в прошлом. А ещё читать с него книги, уже не таясь, столько, сколько захочу.
Только теперь я поняла, что до сих пор не осознавала по-настоящему грядущие перемены. Обсуждала их с Михаилом Юрьевичем, рассказывала Яринке, но делала это так, словно речь шла о каком-то приключенческом фильме или той же книжке. И почему-то, лишь сейчас, представив свой планшет отдельно от всего остального, от школы, от дортуара, от учителей и воспитателей, я, наконец, поняла – эта часть моей жизни действительно подошла к концу. И хоть была она далеко не лучшей, но в горле неожиданно встал комок, а дыхание перехватило.
Яринка рядом тоже подозрительно примолкла, зашмыгала носом. Мы посмотрели друг на друга, и, поддавшись единому порыву, крепко обнялись.
Глава 19.
Падучие звёзды.
Ах, это сладкое предвкушение перемен! Одновременно волнующее и пугающее, заставляющее торопить время, но и успевать наслаждаться настоящим.
Весь остаток дня и я, и Яринка буквально растворялись в ощущении счастья, которое особенно остро воспринималось после недавних тяжёлых событий. Мы почти не разговаривали друг с другом, но и в дортуаре, и в столовой, и на прогулке, переглядывались с затаённой радостью, словно ища друг у друга подтверждения, что всё происходит с нами по правде. Даже ночью я долго боялась уснуть, чтобы поутру не оказалось, что это был просто сон. Вместо этого плавала в невесомой полудрёме и представляла падающие с бархатно-чёрного неба звёзды, те, что мы видели в прошлом августе. Теперь они казались мне чем-то вроде доброй приметы, символом того, что мы собирались сделать. Исчезнуть, улететь, сорваться вольными звёздочками с неба, кануть в лесную чащу…
Убаюканная этими мыслями, я уснула незаметно для себя, а первое, о чём я подумала, проснувшись, что уже совсем скоро буду по утрам открывать глаза в другом месте, и видеть перед собой других людей. Не Зину, деловито заправляющую свою постель, не Настусю, похудевшую и осунувшуюся, виновато косящуюся в мою сторону. И за окном не будет привычного пейзажа, да и само окно будет другое. Я понятия не имела, где нас поселят, но почему-то представляла маленькую деревеньку вроде Маслят, только не с бревенчатыми домами, а из красного кирпича, как в приюте.
Захотелось срочно узнать, что думает по этому поводу Яринка, и я свесилась с постели, заглядывая на нижний ярус кровати. Но Яринка спала, презрев звонок будильника, спала, разметавшись на спине, и чуть улыбаясь уголками губ. Будить её я не стала, осторожно спустилась на пол босыми ногами, скинула ночную рубашку, и уже привычно оглянулась через плечо на зеркало, проверяя, сходят ли с попы следы от розог. Следы сходили, правда, не так быстро, как мне хотелось. Сестра Марья сказала, что шрамов не останется, и это радовало, слишком унизительным было бы такое напоминание.
Зина и Настуся, перекинув через плечи полотенца, шмыгнули за дверь, избегая моего взгляда – они снова везде ходили вместе, но нас с Яринкой сторонились. Мы тоже не искали их общества, и даже сейчас я вздохнула с облегчением, оставшись в дортуаре наедине с подругой. Которой, кстати, пора уже просыпаться. На сегодня у нас есть планы. Я должна сходить в церковь и под каким-нибудь предлогом, забрать оттуда свою нотную тетрадь, подаренную мне на день рождения Марфой Никитовной. В эту тетрадь я не только записывала этюды и пьесы, заданные для изучения, но и кое-что придуманное лично мною. Эти опусы я ещё никому не показывала и не думала, что создаю шедевры, но бросать не собиралась. Если будет возможность, то там, в другом месте, я продолжу занятия музыкой, и может быть, вернусь к этим наброскам, чтобы довести их до ума.
Яринка просыпалась тяжело, хныкала и пряталась под одеяло, пока я пыталась его с неё стянуть. Она тоже должна была сегодня забрать из пошивочной то, что успела там смастерить. Конечно, и моя тетрадь, и Яринкины наряды, вполне могли бы и подождать ещё пару дней, но нам не терпелось хоть как-то начать сборы в дорогу, самим себе показать насколько серьёзно мы настроены.
А возможно, это нам подсказал голос-без-слов, который знал, что собираться нужно уже сейчас.
В гостиную мы явились самыми последними – поднять Яринку с постели, если она не выспалась, дело не пяти минут. Вся группа уже сидела там, терпеливо ожидая Агафью с новостями. Хотя теперь, ожидание это стало скорее символичным, воспитательница уже давно не приносила своим питомицам приглашений к знакомству. Интерес к новоиспечённым невестам спал, самых симпатичных уже выбрали, но оставшиеся продолжали на что-то надеяться, и каждое утро приходили в гостиную с выражением смиренного терпения на лицах. Остальным ничего не оставалось, как по инерции составить им компанию.
Сегодня Агафья не заставила себя ждать. И появилась она, не как обычно, хмурой и строгой, а очень даже оживлённой, что в свою очередь вызвало оживление среди ожидающей половины группы. Сейчас даже несведущему в наших делах человеку было бы легко отличить девочек, успевших обзавестись кавалерами, от одиноких. У первых на лицах отобразилось лишь доброжелательное любопытство, в то время как вторые, с загоревшимися глазами, в едином порыве подались вперёд, успевая награждать друг друга ревнивыми взглядами.
Но надеялись они напрасно. Сегодня Агафья никого не осчастливила, хоть и думала, что несёт замечательное известие.
– Девушки, – она встала перед нами, сложив руки на животе, и глядя почти умильно, – Думаю, что сейчас мне удастся вас и огорчить и обрадовать.