— Что я могу сделать? Мне остается лишь… жизнь в затворничестве и молитвах. Вы найдете меня в монастыре, месье. Я покину вас, чтобы удалиться туда.
Стеттон сразу вскочил и бросился к ней с искренними протестами. Она не должна делать этого! Он не допустит! Он любит ее… И не может отказаться от нее…
Он последует за ней к дверям монастыря… Не позволит ей туда войти! Он не может!
Стеттон бушевал, угрожал и умолял поочередно. Она заключила договор — и должна сдержать слово! Она не любит его? Он не может отказаться от нее… нет, не может! Он сделает все… пойдет куда угодно… даст ей все, чего она захочет.
Но ее не тронули его восклицания.
Ее глаза были мокрыми от слез; увидев их впервые, он подумал, что они восхитительно хороши. И почувствовал неодолимое желание поцелуями стереть их. Но она не позволила ему коснуться ее.
— Никогда, — вскричала она, — никогда, никогда!
Он в отчаянии закричал:
— Но вы должны… вы должны! Я не могу жить без вас! Потерять вас теперь? Это сведет меня с ума! Алина… дорогая моя… послушайте меня, Алина… вы должны выйти за меня замуж!
— Ах, месье. Слишком поздно! Нет… нет… не искушайте меня… я решила…
Он внезапно бросился на колени, умоляя ее выйти за него замуж. Она что-то пробормотала… он отчаянно протестовал… Казалось, его искренность поколебала ее.
Он клялся всем самым святым, что у него ничего важнее в жизни нет. Она взглянула на него и внезапно спросила:
— Могли бы вы жениться на мне сейчас… вечером?
— Почему… что… я не понимаю… — начал заикаться он, совершенно озадаченный.
— Вот и видно, месье. Простите, но у меня были причины сомневаться в вас.
— Что я могу сделать? — вскричал Стеттон. — Жениться на вас сегодня вечером невозможно. Нужно подготовиться… это может показаться странным… Я сделаю все, что могу.
— Значит, вы готовы взять на себя обязательства?
— Конечно! Вы имеете в виду контракт? С радостью!
— Нет, я имею в виду не контракт. Об этом я не просила бы. Но, видите ли… я желала бы быть уверенной…
Вы напишете мне сегодня вечером?
— Написать вам? — Кажется, он не понимал.
— Да, — ответила она. — Напишите то, что вы мне сказали.
Она опять вела какую-то тайную игру. Она даже рискнула улыбнуться — слегка кокетливой, призывной улыбкой, смягчившей ее слова.
Этого можно было не делать, Стеттон и так не видел причины, почему бы ему письменно не предложить женщине замужество, если он только что сделал это устно?
Больше того, он готов был немедленно написать документ, тут же, на столе, в библиотеке.
Алина сразу подумала, что в доме нет другой бумаги, кроме почтовой их с Виви, цветной и пахнущей духами.
А это могло оказаться опасным для ее целей. Она ответила, что совсем не обязательно делать это здесь, в ее доме, будет вполне достаточно, если он пришлет формальное предложение из отеля.
Стеттон ответил в том духе, что намерен сдержать слово. «Вы получите его завтра утром», — пообещал он и отправился своей дорогой.
Глава 18
Предложение номер два
— Чен!
— Да, мадемуазель.
— Почта пришла?
— Да, мадемуазель, я принес.
Было десять часов утра.
Мадемуазель Солини сидела в библиотеке, читая вслух Виви, которая трудилась у окна над каким-то вышиванием. Первая почта разочаровала мадемуазель Солини; в ней было много писем, но того единственного, которого она ждала, не было.
Выражение ожидания и тревоги отразилось на ее лице, когда она брала свежую почту с подноса, который держал перед ней Чен. Алина нетерпеливо перебрала небольшую стопку писем. Ага! На одном стояло «Отель „Уолдерин“.
Она вскрыла конверт и быстро проглядела письмо.
Потом, положив на стол книгу и сказав Виви, что через минуту вернется, она поднялась по лестнице, открыла ящик письменного стола, спрятала в него письмо и опять заперла ящик.
— Вот так! — вздохнула она с явным удовлетворением. — Это все, что касается его!
Потом она вернулась в библиотеку и возобновила чтение — пьесу Мольера — для образования Виви и собственного развлечения.
Утро прошло. Наступил полдень. Потом час дня и ленч. Когда с ленчем было покончено, время подошло уже к двум, и мадемуазель Солини начала выказывать признаки беспокойства.
Она говорила себе, что нет причины волноваться — разве генерал Нирзанн не известил Стеттона, что принц высказал намерение жениться на ней? Тем не менее ее волнение нарастало.
Она подошла к окну гостиной и с полчаса стояла там, глядя на улицу. Потом пошла в свою комнату и там из-за какого-то пустяка поссорилась с горничной. Время тянулось очень медленно.
В четыре часа мадемуазель снова сидела в библиотеке и читала, но только огромным усилием воли могла заставить себя следить за развитием сюжета пьесы. Подошло время обеда, и с ним исчезла надежда. Принц Маризи не появился.
Зато вечером явился Стеттон, и мадемуазель Солини три томительных часа вынуждена была любезничать с ним, чтобы не вызвать его подозрений, поскольку он еще мог пригодиться в качестве альтернативы.
Это было трудно; молодой человек пылал любовью и пожаловал, рассчитывая на обручение и ожидая подобного же пламени. Ей удалось неплохо справиться с ним, но, когда он, довольно поздно, покинул ее, она еле дотащилась до постели, вымотанная и душой и телом. Ожидание угнетало ее, она предпочитала действовать.
На следующий день она ждала только до половины четвертого. В четыре же, поскольку на небе сияло солнце, а погода была хоть и свежей, но не холодной, она взяла с собой Виви и поехала на прогулку, приказав откинуть верх экипажа.
Это было ее первое появление на улице примерно за месяц, и оно произвело легкую сенсацию. Везде, где бы она ни появилась, люди разглядывали ее, перешептывались друг с другом, но в приветствии никто не проявлял повышенной вежливости. Что бы ни говорилось о мадемуазель Солини, все могло оказаться правдой, а в таких случаях горожане были склонны проявлять осторожность.
Они с Виви только-только проехали последний круг по Саварон-сквер, и Алина велела кучеру поворачивать домой, когда они лицом к лицу столкнулись с принцем Маризи, сидящим в своем экипаже бок о бок с генералом Нирзанном.
Он смотрел прямо на Алину. К собственному сожалению, ее лицо покрылось румянцем; она с достоинством склонила голову в приветствии, принц ответил тем же, но, как ей показалось, немного холодно.
Вот и все. Два экипажа разъехались в разные стороны. Алина от досады закусила губу и даже не узнала Стеттона, который вскоре после этого проехал мимо них в туристическом автомобиле.
На следующий день мадемуазель Солини не покидала дом. Через окно гостиной она около часа наблюдала за послеполуденным променадом и несколько раз видела экипаж с принцем и генералом Нирзанном. Ее снова посетила мысль, что генерал выдал ее.
— Но, — убеждала она себя, — принц никогда не простит ему этого. Нет, он мой; нужно быть терпеливой.
Несмотря ни на что, ей было нелегко, и, когда вечером заехал Стеттон, она была с ним предельно добра и любезна. Он не мог говорить ни о чем больше, как только о своем грядущем счастье. Он так настойчиво просил определить дату достижения своей цели, что Алина в конце концов назвала день в начале июня.
Месье Стеттон предложил развлечь ее небольшой прогулкой. Он утром случайно услышал, что в нескольких милях от Маризи на Зевор-роуд стоит старинный французский замок, ныне превращенный в гостиницу.
Он хотел бы знать, не пожелает ли мадемуазель Солини на следующий день прокатиться с ним на его легковой машине. И поспешил добавить: он, конечно, надеется, что Виви составит им компанию. После некоторого колебания Алина приняла его предложение и сказала, что они будут готовы к десяти часам утра.
День прошел вполне благополучно, если не считать небольшого инцидента, который случился, когда автомобиль проносился по холмистому пригороду на запад от города.