— Наверно, Алина права. Я был глуп, вмешиваясь не в свое дело, — пробормотал он.
— Прошу прощения, что вы сказали?
Это был голос Виви. Он и забыл о ее присутствии.
— Ничего, — повернувшись к ней, ответил он.
Спустя некоторое время девушка опять заговорила:
— Вы знаете, кто был этот… тот человек, месье Стеттон?
— Какой человек? — Стеттон сделал вид, что не понял, о ком она говорит.
— Тот… которого мы бросили… там.
— Нет, — Стеттон смотрел на нее, — а вы?
— Нет. Я ничего не знаю. Как Алина могла такое сделать? Вы слышали, она не позволила мне даже говорить по дороге сюда. Она такая хорошая… я всегда так ее любила!
— Вы были знакомы с ней до ее появления в монастыре? — спросил Стеттон.
— Нет, я увидела ее там впервые. Мне не разрешали бывать с ней, но она обычно заходила ко мне в комнату вечером поговорить. И прошлым вечером она как раз зашла ко мне, когда появились солдаты… и вы.
Последние слова почему-то были приятны Стеттону.
Он взглянул на девушку:
— Так это была ваша комната?
— Да. Я жила в ней с тех пор, как помню себя. Я всегда так радовалась, когда Алина приходила, а теперь… — Виви пожала плечами и отвернулась.
— Вы еще будете радоваться, детка, как только мы уберемся из Фазилики. Вот увидите, — сказал Стеттон.
И был удивлен, когда она воскликнула:
— Я вовсе не детка!
— Нет? — развеселился он. — Простите меня, мадемуазель Жанвур.
Он снова подошел к дверям и выглянул в холл. Там было все так же пусто.
Виви уселась в кресло, и ее лицо выдавало беспокойство не меньшее, чем его собственное. Минут двадцать, а то и больше они продолжали молча ждать, и Стеттон уже намеревался пойти узнать, что происходит, когда в дверях появился ординарец и объявил, что генерал Нирзанн требует его к себе.
Виви составила ему компанию. Они нашли генерала все еще сидящим за столом, Алина расположилась в кресле. Когда они вошли, генерал поднялся и вежливо поклонился, а Алина послала Виви ободряющую улыбку.
— Прошу прощения, мадемуазель, — сказал генерал Нирзанн, — за то, что причинил вам неудобства, которые вы могли бы расценить как неучтивость. Поверьте мне, это не входило в мои намерения. Мадемуазель Солини все вполне удовлетворительно объяснила.
Стеттон вздохнул с облегчением:
— А паспорта?
— В них нет необходимости, мистер Стеттон. Мадемуазель Солини изменила свои намерения… Что ж, это привилегия любой женщины. Она собирается в Маризи, я тоже, и она окажет мне честь отправиться туда под защитой моего эскорта.
Стеттон застыл от гнева.
— Так это… — начал он сурово, но голос Алины прервал его:
— Мы просим вас присоединиться к нашей компании, месье Стеттон. И Виви, конечно, тоже.
— Но вы же хотели ехать в Варшаву! — возразил молодой человек, но, поймав многозначительный взгляд Алины, спохватился: — Конечно, генерал прав, вы вольны изменить свое решение. И, поскольку мне решительно нечего делать, я буду рад присоединиться к вам.
Это явно не понравилось генералу Нирзанну. Нахмурясь, он с нескрываемой враждебностью сказал Стеттону:
— Совсем не обязательно.
На что молодой человек вызывающе улыбнулся.
— Однако, поскольку мадемуазель Солини приглашает меня, я поеду. А сейчас, сэр, мы должны вас оставить, леди еще не завтракали.
— Они могут позавтракать здесь, — сказал генерал.
— И я тоже?
— Что ж… и вы тоже.
Стеттон колебался. Он хотел было отказаться, но осторожность диктовала иное. Ведь не исключено, что человек с бородой, дыша местью, рыщет сейчас по улицам; здесь, под защитой генерала, они, несомненно, в большей безопасности. Его размышления кончились тем, что он принял приглашение.
Завтрак для них был накрыт личным стюардом генерала в комнате этажом выше — фрукты, яйца и густая, желтоватая сметана с какой-то соседней фермы.
Они ели в тишине; один или два раза Стеттон попытался заговорить, но был остановлен взглядом Алины, кивавшей в сторону стюарда. Когда же они закончили еду и опустевшие блюда были убраны со стола, она отослала Виви в другой конец комнаты и с улыбкой повернулась к нему:
— Вы выглядите рассерженным, месье… и еле сдерживаетесь. Теперь мы можем поговорить.
— Вы полагаете, у меня нет на это причин?
— На гнев?
— Да.
— А в чем, собственно, дело?
— Боже мой! — взорвался Стеттон. — Я же видел, как вы уби…
— Стоп! — Глаза Алины вспыхнули. — Вы неудачно выбираете термины. Я сделала это в целях самообороны. Ведь он мог бы убить меня.
— Но не тогда, когда, беспомощный, лежал на полу, — резко возразил Стеттон. — А насчет выбора терминов ничего не могу поделать. Вы, возможно, убили его!
— Не отрицаю, — невозмутимо подтвердила Алина. — И не сожалею об этом. Он не достоин жизни.
— Кто он?
— Разве я не говорила вам, что у меня есть враг?
— А-а, — протянул Стеттон, — это тот, о ком вы мне говорили? — Алина кивнула. — Я должен был бы догадаться. Тогда… конечно, я не знаю… могу ли я порицать вас.
На губах Алины появилась улыбка, она протянула руку и положила ее поверх его руки, лежавшей на подлокотнике кресла.
— Вы доверяете мне, не так ли? — прошептала она; и Стеттон, заглядевшись в ее глаза, не стал вдумываться в смысл ее слов.
Спустя некоторое время он сказал:
— Я обещал вам защиту и подвел вас. Сделка, которую мы заключили, оказалась довольно жалкой.
— Я так не думаю, — не согласилась Алина со своей загадочной улыбкой. — Я знаю, почему вы так говорите… потому что я приняла защиту генерала Нирзанна.
Но разве это не лучше? Наш договор все еще в силе, и я… я не желаю забывать о нем. — Стеттон схватил ее за руку. — Вы говорили, что вы — американец?
Стеттон, удивленный, кивнул.
— Значит, — продолжала Алина, — может случиться так, что вам скоро придется возвращаться в вашу страну?
— Нет, — сказал Стеттон.
— Я полагаю, вы богаты, как все американцы.
— Я стою десять миллионов, — с важностью ответил молодой человек. Его осторожность не распространялась на деньги отца.
— Франков, конечно?
— Нет, долларов.
— Но я не об этом хотела говорить, — сказала Алина, вызнав все, что хотела знать. — Я вот о чем. Я согласилась на эскорт генерала Нирзанна, потому что, как он заявил, мы и на десять миль не сумеем сами отъехать от Фазилики. Страна опустошена, а железная дорога действует только от Зевора. Нам необходимо покинуть город, так что же мне еще оставалось делать?
— Думаю, это самое лучшее, — пробормотал Стеттон.
— Есть и другая причина, — продолжала Алина, задумчиво глядя на молодого человека, — почему я приняла предложение генерала Нирзанна. Вы удивитесь, но он — мой родственник.
Стеттон резко вскинул голову:
— Ваш родственник?!
— Да, дальний. Он — кузен моей матери. Мы выяснили это совершенно случайно в то время, когда он допрашивал меня в ваше отсутствие. Он доказал этот факт. — Алина улыбалась. — Таким образом, как видите, кроме всего прочего, у меня оказался родственник.
Стеттон с изумлением смотрел на нее. Правду сказать, он не поверил ей и вглядывался в ее лицо в поисках подтверждения своим сомнениям.
Она бестрепетно встретила его взгляд. И он в конце концов поверил, вслух заметив только, что весьма странное получилось совпадение.
— Да, — очень сдержанно подтвердила Алина! — я так давно не слышала о нем, что совершенно забыла о его существовании. Но, несмотря на родственные узы, — добавила она, — я ему не доверяю. Он сказал… Нет смысла повторять его слова, но я хочу, чтобы вы были рядом со мной, пока мы не окажемся в безопасности в Маризи.
Понимаете, вам я доверяю.
Стеттон, который еще не совсем потерял рассудок, попытался убедить себя, что застенчивость ее речи не вполне соответствует агрессивности, с которой так решительно и беспощадно действовала Алина Солини двумя часами раньше. Но что он мог поделать?
Теперь она пристально, с выражением нежности и мольбы глядела в его глаза, а ее рука снова нашла и ласково пожала его руку.