Представьте: во времена Пушкина обольстительнице стоило лишь показать носок туфельки из-под трехслойного подола, чтобы героя охватила любовная горячка и он, в жару и белой шелковой сорочке писал при свечах нечто гениальное, а потом стрелялся с соперником на розовом утреннем снегу. Вздутая ветром юбка Мерлин Монро потрясла мир своим вопиющим эротизмом. Сейчас, чтобы задеть за живое, на киноэкране надо выпустить кишки, завернуть что-то криминальное, горяченькое вроде лесбо-педо-садо. И что же? Все гуще размазанные по асфальту мозги, свирепеют извращенцы-маньяки, звереют рабы основного инстинкта, но нам не страшно, не больно, не интересно. Снова та же стена — облом, завал, тупик.
Жалко, хоть плачь. Когда вспоминаешь рыдания зрительного зала над робким трепетом «Шербургских зонтиков», чувствуешь себя посвященной в тайну и рвешься поделиться ею. Ведь позади жизнь. Не такая, чтобы ставить в пример, но несмотря ни на что — счастливая.
…Я с ужасом читаю в «Двенадцати стульях»: «старуха зевнула, показав пасть пятидесятилетней женщины». Пятидесятилетняя старуха — как это близко и как страшно! А раньше и не замечала обиды, не сомневалась, а что еще можно показать в таком-то преклонном возрасте, если не «пасть»? Девочка, бодрая моя, не жди, пока зубы можно будет демонстрировать только дантисту — улыбайся. Наш новый мир щедр к тебе. Не дожидайся, пока кто-то решит, как тебе лучше жить. Жить надо в полную силу, лучиться радостью во весь накал. И не презирай «старух» за то, что не одобряют они трусиков «танго» и много чего из нынешней жизни не понимают. Просто у них было по-другому, но сами они — точно такие же, вечно ждущие тепла, радости, любви.
Дорогие Дочки-Матери, посмотрите друг на друга — руки, волосы, глаза — каждая морщинка, каждая жилка — родные… Родные, люди — роднее некуда. Обнимитесь и подышите вместе, слушая как стучат два сердца. Как тогда, когда одна была еще в животе, а другая таскала его, грузно переваливаясь на отекших ногах и с нетерпением ждала. Радости ждала. Так вот же она — радость!
10
Я дописала послание, распечатала, сунула в конверт и отнесла в Леркин почтовый ящик. Пусть сами разбираются, а у меня забот полон рот. Вот сижу, выясняю отношения с техниками, диспетчерами, поварами, отсылаю подальше запретные мысли. А они лезут и лезут Зачем, ну зачем мне все это надо? Почему так и подмывает совершить нечто запретное — выслеживать, вынюхивать, прояснять? Эпидемия бабьей сыскной самодеятельности? Или сочетание криминального времени с возросшими способностями эмансипированной женщины?
А может, все та же вековая история завоевания мужчины?
Я изучала свое отражение в зеркале офиса, стараясь понять, кем по существу является строгая дама в вязаном костюме из грубого неотбеленного льна с комплектом прелестных украшений — браслет, серьги, перстень — плетение мельхиоровых стеблей обрамляет бутоны прозрачно-дымчатого агата. Кто она — прирожденная авантюристка, не способная унять азарт выслеживания сенсации или влюбленная глупышка, старающаяся удивить своими разведывательными талантами неравнодушного к ней, но прочно женатого разведчика-профессионала?
Ответ подсказала соперница. Оксана Блинова, загорелая и цветущая, облаченная в пестрые шелка, вернулась с Багамских островов. Шофер и охранники переносили из авто в холл вереницу фирменных чемоданов.
— Альбиночка! — войдя в мой офис, она грациозно присела на подлокотник кресла, воображая себя, по-видимому, райской птичкой — пестрота перышек и милый щебет. — Как вы тут терпите, бедняжка?! Дождь, смрад, гарь! Народу, как в Пекине! Все злые, озабоченные, грязные! Пока с аэропорта дорулили, я уже наметила маршрут следующего путешествия. Представляете, хочется в Гималаи! Говорят, энергетика потрясающая — все шлаки выводит. Натуральное? — Она брезгливо пощупала край моего блузона. — Вряд ли. На вещевых рынках сплошные подделки. Может разойтись прямо по шву в самом неожиданном месте. Зато дешево и вам к лицу. Ой, впечатлений масса! Отель пять звезд и прямо из номера — в бассейн. Море, бары, рестораны, солярии — ну, все удовольствия. Я так рада за Витю — отдохнул, загорел… Мы резвились, словно студенты — настоящий медовый месяц. Он еще в Европу заскочил по делам. Буду куковать одна. Забегу к вам на кофе, поболтать, если не возражаете. — Улыбнувшись ослепительно-фальшиво и тряхнув впечатляющим, не скованным условностями белья бюстом, мисс-сиська поспешила к лифту.