— Так это был экзамен? — вздохнул Блинов.
— Жизнь каждого — сплошной экзамен. А жизнь лучших — тяжкий урок. Вы выдержали его с честью, господа. — Сиреневый «следователь» извлек из сюртука печать и та, взмыв птахой, опустилась на лоб Виктора и перепорхнула ко мне.
— Я тоже прошла испытание? — моя голова застыла неподвижно, чтобы не спугнуть прикосновение печати.
— О, лучшие сцены спектакля были разыграна для вас, сударыня. Мы знали, что вы подсматриваете и охали по поводу трагической потери талисмана. Нам требовалась утечка тревожной информации. Нам надо было усложнить условия — и мы позволили Бледному захватить вас и даже замаркировать споим подслушивающим устройством. Ну извините за жестокие сцены, дорогая! Признайтесь, кто бы остался в зале, если до самого финала действующие лица благополучно совершали свой житейский ритуал — ели-пили, болели, хандрили, смотрели телевизор, завидуя настоящим приключениям? Зрители попросту уснули бы. — Рыжий встал и церемонно раскланялся пере мной. — Вы не подкачали! Глянуть на экран, просмотреть газеты — за голову схватишься, а посмотришь на вас — совсем другая картина! Радует, честное слово, радует!
— Значит, опасность была тоже шуточной… — Виктор хмыкнул. — А я, дурень, даже зауважал себя! Столько хитрости, упорства, силы — ай да Блинов, думаю, ай да молодец! А ведь страх и боль были как настоящие.
— Совсем настоящие! — успокоил его Сиреневый. — Опасность была далеко не бутафорской. Мы все сильно рисковали. Такая уж профессия, сами понимаете. Бледный постоянно устраивал ловушки, но мерзкому загробному гаденышу никто не хотел дарить амулет. На его сторону переходили пустышки, нелюди, от которых нечем поживится в смысле мудрости жизни. А несущие в себе ее силу — не сдавались. Они и сейчас не поддаются ни страху, ни унынию, ни злобе. Они встречают новый год под елками с любимыми, стариками, детьми, собачками и попугаями. Они встречают его в одиночестве, или в окопе или в больничной палате, но не призывают на помощь Бледного сатану. Они желают друг другу мира, счастья, где бы ни находились, и как бы ни тяжела оказалась выпавшая им доля.
— Эх, не всегда легко дается эта Мудрость. Я знаю, я многих терял в бою, а вдовам приносил тяжкую весть, — Виктор встал. — Нам так хочется, чтобы для тех, для кого жизненный спектакль оказался совсем не шуточной трагедией, сиял свет Ариуса. И придавал сил. Хоть немного, хоть в праздник.
— Он ваш, — Сэниор указал на лежащий на камине томик. — Мы оставляем сей дар. Ариус принадлежит людям. Мы скоро покидаем город. Год истекает и срок нашего визита тоже.
— Вы не останетесь, сэниор? — вопрос вырвался сам, я даже не знала, какой ответ хочу услышать. Так не легко разлучать любящих. Шеф небесного десанта заглянул в глаза Кати и она улыбнулась жертвенно и мудро, обхватив руками живот:
— Останемся мы.
— И мы никогда не забудем… Мы не забудем вас… — едва сдерживала слезы я.
— Разумеется! Люди долго помнят сны, а сны бывают вещими, — Сиреневый хитро посмотрел на Катю. — И с девушками происходят иногда совершенно невероятные вещи.
— Непорочное зачатие! — догадалась я. Рыжий хмыкнул. Сиреневый взглянул на него строго и обратился ко мне:
— Ну, это в особо ответственных случаях. Мы же практикуем порочное, но результат гарантируем. — Он передал Кате заветную книжицу. — Полагаю, через пять месяцев с вашей помощью, бесценная, на свет явится мудрец и когда-нибудь он разъяснит все, что написано тут.
Стрелки на часах сходились к двенадцати. Все поднялись, стоя торжественно, навытяжку.
— Нам пора. Прощайте, друзья, — поклонившись, Сиреневый и рыжий удалились прямо через стекло в белизну заснеженной ночи. Я потянула Виктора к двери, Катя и Сениор стояли рядом, не в силах размокнуть руки и оторвать друг от друга взгляд. Мы бесшумно покинули квартиру номер 303, вышли из пустого подъезда и поспешили в таинственный сумрак сквера.
— Стой, отсюда все видно, — Виктор удержал меня в центре овальной площадки катка. — Смотри!
Крышу осветили взрывы фейерверков, яркий свет повис куполом, словно сотни прожекторов ударили с разных сторон и грянули колокола. Один, два, три раза…
— Как на арене Лужников. И грустно и радостно… Слышишь, музыка!
— Лучшая музыка в мире! И корабль плывет!
— Да, корабль! Паруса, Алые паруса над бригантиной, она взлетает… Двенадцать ударов! Откуда взялся орган? Как торжественно и печально! Боже, это Катя! Видишь? Она стоит совсем одна и в руках Ариус. Хрустальная богиня, провожающая любовь…