— Не важно, — пытаюсь заверить я, но вижу, как поражение поглощает его.
— Нет, очень даже важно, — цедит Рут, отвлекая наше внимание друг от друга и возвращая к вооруженной ножом психованной сучке, которая вторглась в нашу жизнь. — Она ничего не знает, не так ли?
Надеюсь, она ошибается. Надеюсь, Джесси кивнет и объяснит, что я все знаю. «Поместье», выпивка, теперь она... все. Но он мотает головой, вчетверо увеличивая мою неуверенность.
— Она не знает о нашей дочери?
Комната начинает вращаться, и Джесси приходит в движение.
— Стой на месте! — кричит Рут, направляя нож на него.
— Ава...
Он отчаянно хочет добраться до меня. Я раскачиваюсь на месте, пытаясь осознать эту информацию. У него есть дочь? Моя жизнь заканчивается здесь и сейчас. Это вершина айсберга потрясений от этого мужчины. Он пытается компенсировать свое невмешательство в ее жизнь.
— Да, мы были женаты, и он бросил меня, когда я была беременна, — выплевывает женщина.
— Я вынужденно женился на тебе, потому что ты забеременела. Я не хотел этого, и ты это знала. Нам было по семнадцать, Лорен. Мы просто баловались. — Его голос прерывистый и неуверенный, будто он пытается убедить себя, что поступил правильно.
— Не вини в своем решении родителей! — Она снова сгорает от ярости, ее рука неудержимо дрожит.
— Я пытался исправить свои ошибки. Пытался сделать их счастливыми.
Комната все еще дико вращается, пока я пытаюсь собрать воедино то, что слышу. Не могу найти в этом никакого смысла, особенно сейчас, когда нахожусь в такой опасной ситуации. Несмотря на мое замешательство и тревогу, я, однако, осознаю важность собственной безопасности. Мне нужно выбраться отсюда. Я начинаю пятиться, надеясь, что ее внимание и гнев останутся на Джесси, пока я тихо попытаюсь сбежать. Знаю, что все закончится тем, что она погонится за мной, а не за Джесси. Она хочет наказать его и собирается сделать это, заставив его жить без меня. Она все продумала.
— Не двигайся! — кричит она, и я останавливаюсь как вкопанная. — Даже не думай пытаться уйти, потому что этот нож вонзится в него прежде, чем ты переступишь порог. — Угроза полностью разрушает мой план. — Ты даже не услышала лучшую часть, так что было бы неплохо, если бы ты осталась и выслушала меня.
— Лорен, — предупреждающе скрежещет он.
Она смеется коварным, довольным смехом.
— Что? Не хочешь, чтобы я рассказала твоей молодой беременной женушке, что ты убил нашу дочь?
Теперь он движется быстро, ничто его не остановит, потому что я раскачиваюсь, готовясь к свободному падению на пол. Мой мир только что взорвался, расколовшись на миллион осколков вместе с моим перегруженным разумом. Но я также замечаю, как двигается она. Как нож летит ко мне быстро и с абсолютным намерением. И я также замечаю, как Джесси встает между мной и клинком. Ему удается предотвратить мое падение, прежде чем повалить Рут на пол и с яростным ревом ударить ее в лицо. Она смеется. Психованная сучка просто смеется, подначивая его, провоцируя истерическим припадком веселья.
— Я не убивал нашу дочь! — он снова ее бьет, звук кулака, сталкивающегося с ее радостным лицом, шокирует меня.
— Убил. В тот момент, когда она села в машину, ты отправил ее на верную смерть.
— Это была не моя вина! — Оседлав ее, он пытается контролировать ее размахивающие руки.
— Кармайклу не следовало брать нашу дочь. Ты должен был следить за ней! Я провела пять лет в обитой войлоком камере. Я провела двадцать лет, жалея, что позволила тебе увидеть ее. Ты бросил меня, а потом убил единственную частичку себя, которая у меня оставалась! Я никогда не позволю тебе заменить ее! Никто другой не получит от тебя ни кусочка!
Джесси рычит и последним усиленным ударом вырубает ее. Я с трудом принимаю сидячее положение, наблюдая, как все его тело содрогается от усталости и гнева. Я слышала и полностью понимала все слова, которые они только что кричали друг другу, и я потрясена, но больше всего на свете мне грустно. Каждый крошечный кусочек чистого безумия, который я пережила с тех пор, как встретила этого мужчину, только что встал на место. Вся его чрезмерная забота, необоснованное беспокойство и невротическое поведение только что были объяснены. Он не думает, что заслуживает счастья, и он защищал меня. Но он защищал меня от самого себя и от тьмы своего прошлого. В той машине с Кармайклом был не он. А его дочь. Все, кого он по-настоящему любил в своей жизни, трагически погибли, и он считает, что несет ответственность за каждого из них. Сердце обливается кровью за этого мужчину.
— Нас ничто не разлучит, — всхлипываю я, пытаясь подняться, но могу встать только на колени.
Он думал об обратном, но этого не произойдет. Я испытываю облегчение. На самом деле, теперь каждая мелочь имеет для меня идеальный смысл.
Джесси поднимает свое высокое тело с пола и обращает на меня туманно-зеленые, измученные глаза.
— Мне очень, очень жаль. — Его подбородок дрожит, когда он начинает приближаться ко мне.
— Это не имеет значения, — уверяю я. — Ничто не имеет значения.
Протягиваю к нему руки, отчаянно желая, чтобы он знал, что я принимаю его и его прошлое, каким бы шокирующим и мрачным оно ни было. Чувство безмятежности распространяется между нашими телами, как безмолвное взаимопонимание, пока я жду, когда он доберется до меня.
Мое нетерпение растет. Он тянет слишком долго, кажется, с каждым шагом он движется все медленнее и медленнее, пока не падает на колени со сдавленным вздохом и с шипением не сжимает живот. Мой растерянный взгляд ищет на его лице хоть какой-то намек на то, что не так, но затем он стягивает пиджак, обнажая пропитанную кровью рубашку и нож, воткнутый в его бок.
— НЕТ! — кричу я, поднимаясь на ноги и бросаясь к нему. Моя рука парит над рукоятью ножа, не зная, что делать. — О, Боже! Джесси!
Он падает на спину, задыхаясь, его ладонь похлопывает по ране вокруг лезвия.
— О, Боже, нет, нет, нет, нет. пожалуйста, нет!
Я падаю на колени, жгучая боль от живота и лица перемещается к груди. Мне трудно дышать. Я кладу его голову себе на колени и безумно глажу его по лицу. Веки над его зелеными глазами тяжелеют.
— Не закрывай глаза, Джесси. — кричу я, обезумев. — Малыш, держи глаза открытыми. Смотри на меня.
Он открывает их с явным усилием. Тяжело дышит, пытаясь выдавить из себя слова, но я успокаиваю его, прижимаюсь губами к его лбу и истерически плачу.
— Ава...
— Ш-ш-ш.
На секунду обретаю здравомыслие и начинаю рыться во внутреннем кармане его пиджака, быстро отыскивая телефон. Требуется три неудачных попытки набрать один и тот же номер, а затем я кричу в трубку и умоляю женщину на другом конце линии поторопиться. Она пытается успокоить меня, дать инструкции, но я ее не слушаю. Отключаюсь, слишком отвлеченная бледнеющим лицом Джесси. Оно выглядит серым, тело совершенно обмякло, а сухие губы приоткрыты, хрипя от неглубоких вдохов. Однако его затрудненное дыхание не заглушает жуткую тишину, окружающую нас.
— Джесси, открой глаза! — кричу я. — Не смей оставлять меня! Я сойду с ума, если ты меня оставишь!
— Я не могу... — его тело дергается, когда он закрывает глаза.
— Джесси!
Глаза снова открываются, и его рука тщетно пытается подняться, но он сдается, позволяя ей упасть на пол. Я не могу вынести звуки его затрудненного дыхания, поэтому хватаю его телефон и набираю свой номер, слыша, как в нескольких футах от меня раздается мелодия «Angel». Я укачиваю его, не в силах сдержать рыдания. Каждый раз, когда мой телефон замолкает, я набираю номер снова, рингтон приглушает звук его хрипов. Джесси тупо смотрит на меня. В его глазах ничего нет. Я ищу что-нибудь, но ничего нет.
— Неразлучны, — бормочет он, его глаза тяжелеют, пока он не проигрывает битву за то, чтобы держать их открытыми.
— Джесси, пожалуйста. Открой глаза.
В отчаянии пытаюсь разлепить ему веки.
— ОТКРОЙ! — кричу на него, но умолять некого.
Я его теряю.
И я знаю это, потому что мое сердце тоже начинает биться реже.
Глава 33
Я не смотрела в эти глаза уже две недели. Это были самые долгие две недели в моей жизни. Любые представления об отчаянии или страдании, которые я испытала до этого момента, перекрыли чувства, калечащие меня сейчас. Я потеряна. Беспомощна. Мне не хватает самой важной части меня. Единственное утешение — видеть его умиротворенное лицо и чувствовать тепло его кожи.
Четыре дня назад доктор снял с него дыхательный аппарат. Теперь я вижу его лучше, бородатого и бледного, но он отказывается просыпаться, хотя и удивил всех, дыша самостоятельно, и все же поверхностно и напряженно. Лезвие прошло насквозь через бок и живот, а во время операции отказали легкие, что привело к осложнениям. Теперь на его идеальном торсе два идеальных шрама, новый — аккуратный, а не зазубренное месиво, которым она наградила его в прошлый раз. Я наблюдала, как его ежедневно перевязывают, выкачивают сгустки крови и гадкой жидкости. Я уже привыкла к этому несовершенству — ужасному напоминанию о худшем дне моей жизни, но теперь еще одной части его, которую можно любить.