— Просто продолжай в том же духе, — бормочет он мне в рот. — Я мог бы оставаться так вечно.
— Я люблю тебя. — Не знаю, почему испытываю необходимость сказать это сейчас, но все равно говорю.
Его язык мягко скользит по моему рту, отстраняется, играет с моими губами, а затем возвращается внутрь, флиртуя с моим языком. И все это время я просто впитываю в себя его внимание и продолжаю соблазнять его бархатистую твердость. Наша работа так слажена: моя — внизу, его — наверху.
— Знаю, — бормочет он, и, углубив поцелуй, кончает, горячее семя изливается на меня, когда он пульсирует в моей руке и стонет мне в рот.
— Моя работа здесь закончена, — выдыхаю я, убирая руку с члена и запуская пальцы в его мокрые волосы, не удержавшись от легкого рывка.
— Вы дикарка, леди. — Он садится на пятки и притягивает меня к себе на колени. — Вода холодная.
Я не заметила, но теперь, когда он упомянул об этом, начинаю дрожать.
— Немного. — Пожимаю плечами и в поисках тепла прижимаюсь к нему.
— Позволь мне вымыть тебя. — Он пытается оторвать меня от себя, но я что-то жалобно бормочу и впиваюсь ногтями ему в спину. — Я быстро. Не хочу, чтобы ты простудилась.
Он прилагает больше усилий к тому, чтобы отцепить меня от себя, и, прежде чем я осознаю, меня обтирают губкой.
— Моя леди устала. — Он целует меня в нос. — Пообнимаемся?
Я киваю, и он поднимает меня из ванны. В тишине мы вытираем друг друга и идем к кровати, ложимся вместе и сразу же занимаем свои уютненькие местечки: он на спине, я распласталась по всей его груди, уткнувшись лицом ему в шею, а его ладони бегают по всему моему телу.
— Я никогда не буду любить одного больше другого, — тихо заявляет он.
Я не отвечаю. Вместо этого целую его в шею и прижимаюсь еще крепче.
Глава 21
Я могла бы лежать так вечно, просто наблюдая, как он спит, умиротворенные потоки мятного дыхания периодически достигают моего лица, усиливая глубокое чувство принадлежности. Нежное касание его ладони к моему животу укрепляет мою любовь к этому мужчине. А близость его совершенного тела усиливает желание прикоснуться к нему. Этот мужчина соткан из миллиона частичек, которые приводят меня в отчаяние, но есть и невероятные части, которые заставляют меня обожать его. Я обожаю даже некоторые из тех частичек, доводящих меня до отчаяния.
Не в силах сопротивляться, провожу большим пальцем по его заросшей щетиной щеке и по приоткрытым губам, улыбаясь, когда он чуть вздрагивает, а затем вздыхает и снова успокаивается, его рука на моем животе начинает бессознательно выводить круги. Безупречность его прекрасного лица будет поражать меня до самой смерти — его слегка загорелая кожа, почти по-девчачьи длинные ресницы, еле заметная морщинка на лбу. Мне потребовалась бы целая жизнь, чтобы пробежаться по всем его потрясающим чертам. Мой губительный мужчина, во всех его сложных проявлениях.
Блуждаю рукой по его лицу, проводя кончиком пальца по напряженным мышцам шеи, а ладонью скользя по его твердой груди. Издаю мечтательный и довольный вздох, проводя это тихое время за исследованием его тела и лица, почти желая, чтобы он мог оставаться таким целую вечность, чтобы я могла наблюдать за ним и чувствовать его спокойствие. Но тогда я никогда не услышу этот голос, никогда не увижу эти глаза, и никогда не испытаю его уничтожение или обратный отсчет.
— Ты закончила меня ощупывать? — его хриплый голос отрывает меня от моих мечтаний, моя рука замирает на его шраме. Глаза Джесси остаются закрытыми.
— Нет, лежи тихо и спокойно, — шепотом приказываю я, продолжая свои ласки.
— Как скажете, леди.
Я ухмыляюсь и наклоняюсь вперед, прижимаясь губами к его губам.
— Хороший мальчик.
Его закрытые веки подрагивают, а уголки рта откровенно сдерживают ухмылку.
— А что, если я захочу быть плохим мальчиком? — спрашивает он.
— Ты разговариваешь, — указываю я, и один его глаз дерзко открывается. Ничто не помешает мне улыбнуться этому лицу, какой бы строгой и серьезной я ни пыталась быть. — Доброе утро.
Он двигается слишком быстро. Я за наносекунду оказываюсь на спине, придавленная его телом, мои руки заведены за голову. Мне даже не хватает времени, чтобы заметить его атаку или издать шокированный вопль.
— У кого-то на уме неспешный секс, — рассуждает он, наклоняясь, чтобы укусить меня за нос.
— Нет, у меня на уме Джесси Уорд, а это значит, что у меня также на уме разные степени траха.
Его брови медленно, задумчиво поднимаются.
— Ты ненасытна, моя прекрасная девочка. — Он крепко целует меня. — Следи за языком.
Быстро отвечаю на его поцелуй, но он останавливает меня, отстраняясь. Я хмурюсь. Он улыбается. Ох, уж эта самодовольная улыбка. Я хмурюсь еще сильнее, но меня игнорируют.
— Я тут подумал… — заявляет он.
Я тут же перестаю хмуриться. Размышления Джесси почти так же беспокоят, как и то, что он уничтожает все и вся.
— О чем? — подозрительно спрашиваю я.
— О том, какой драматичной была наша семейная жизнь.
Я не могу спорить с этим, но медленно растягиваю свое «ладно», имея в виду, что я совсем в этом не уверена.
— Позволь мне увезти тебя, — умоляет он. Его зеленые глаза взывают ко мне, а теперь он еще и надувает губки. Неужели начинает понимать, что это лицо оказывает такое же сильное влияние, как и вразумляющий трах? — Только мы двое, наедине.
— Нас уже никогда больше не будет двое, — напоминаю я.
Он приподнимается и опускает взгляд вниз, и с улыбкой наклоняется, чтобы поцеловать мой живот, прежде чем вновь обратить на меня свой щенячий взгляд.
— Позволь мне любить тебя. Позволь побыть с тобой наедине несколько дней.
— А как же моя работа? В последнее время я была не очень лояльным сотрудником.
— Ава, ты вчера попала в автомобильную аварию.
— Знаю, — соглашаюсь я. — Но у меня назначены встречи, а Патрик...
— С Патриком я разберусь, — тут же обрывает он меня. — Он проведет твои встречи.
Мои глаза сужаются.
— Разберешься с Патриком или уничтожишь Патрика? — уточняю я. Он снова делает обиженное лицо. Я на это не куплюсь.
— Я поговорю с Патриком.
— Деликатно.
Он ухмыляется.
— Чутка.
— Нет, Уорд. В этом деле никакого «чутка». Только деликатно. Точка!
— Это означает «да»? — с надеждой спрашивает он. Мне хочется обнять его, мою восхитительную занозу в заднице.
— Да, — соглашаюсь я. Ему нужен перерыв так же сильно, как и мне, возможно, даже больше. Вчерашние события не способствовали его спокойствию. — Куда мы отправимся?
Он приходит в движение, вскакивая с кровати, как взволнованный ребенок рождественским утром.
— Куда угодно, мне все равно.
— А мне нет! Я не катаюсь на лыжах! — Резко сажусь в постели при одной мысли о том, что на меня нацепят лыжный костюм с флисом и прикрепят к ногам гигантские деревянные доски.
— Не глупи, женщина.
Он закатывает глаза и исчезает в гардеробной — или, скорее, в комнате, которую мы называем гардеробной, — появляясь мгновением позже с чемоданом.
— Ты носишь моих детей. — Он указывает на мой живот. — Тебе повезло, что я не приковываю тебя к кровати до конца беременности.
— Можешь, если хочешь. — Я прижимаю запястья к изголовью кровати. — Я не буду жаловаться.
— Вы искусительница, миссис Уорд. Иди собирайся.
Он возвращается в гардеробную, оставляя меня висеть на кровати. Ворча достаточно громко, чтобы он услышал, сползаю к края и следую за ним. Он небрежно снимает одежду и бросает ее в кучу рядом с чемоданом.
— Куда мы поедем? — спрашиваю я.
— Не знаю. Я сделаю несколько звонков. — Он радостно упаковывает чемодан, но потом поднимает взгляд на меня, прислонившуюся к дверному косяку. — Не хочешь начать собираться?
— Я не знаю, куда еду. Там будет жарко или холодно? Мы отправимся на машине или самолете?
— На машине, — твердо заявляет он, поворачиваясь, чтобы достать еще футболок. — Ты не можешь лететь.
— Что значит, я не могу лететь? — выпаливаю я ему в спину.
— Давление в салоне. — Он пожимает обнаженными плечами. — Оно может раздавить младенцев.
Я смеюсь, потому что если я этого не сделаю, то вместо этого могу ударить его по голове.
— Скажи, что шутишь.
Джесси медленно поворачивается ко мне. Он не впечатлен моим весельем. Это написано на этом чертовом идеальном лице.
— Я не шучу, когда дело касается тебя, Ава. Ты уже должна это уяснить.
Он ведет себя нелепо.