— Разве это не нормально? — спрашивает он низким и хриплым голосом.
— Имеешь в виду совместный ужин?
— Да.
Я слегка пожимаю плечами.
— Да, это нормально.
Он чуть кивает.
— А если я уложу тебя на этот стол во время ужина и трахну? Это нормально?
Мои глаза немного расширяются от удивления. Не знаю почему, ведь для нас это было бы совершенно нормально.
— Наша нормальность — это то, что ты берешь то, что хочешь и когда хочешь. Если желаешь, можешь оприходовать свою жену среди приготовленных ею блюд.
— Хорошо. — Он берет нож и вилку. — Мне нравится наша нормальная жизнь.
Я хмуро смотрю на него. В чем был смысл всего этого?
— Тебя что-то беспокоит? — спрашиваю я.
— Нет, — отвечает он слишком быстро.
— Нет, беспокоит, — парирую я, и мне кажется, я знаю, что. — Ты вдруг задумался о невозможности взять, что хочешь и когда хочешь, с двумя детьми рядом?
— Вовсе нет.
— Посмотри на меня, — требую я, и он делает это, но смотрит на меня в шоке. Я не даю ему шанса высмеять мой приказной тон или спросить, с кем, черт возьми, я вздумала так разговаривать. — Так и есть, да?
Шок превращается в сердитый взгляд.
— Где угодно и когда угодно.
— Только не с двумя детьми рядом.
Я могла бы посмеяться над ним. Внезапно он прекрасно осознает, что его власть над моим телом будет ограничена. Я возвращаюсь к ужину, наслаждаясь этим откровением. Не могу поверить, что он еще не думал об этом.
— Им потребуется много моего внимания.
Он указывает на меня вилкой. Не ножом, а вилкой.
— Да, твоя главная задача будет заключаться в заботе о наших детях, но вторая, и я имею в виду очень близкую к первой, — потакать моим желаниям. Где угодно и когда угодно, Ава. Возможно, мне придется до определенной степени контролировать свою тягу к тебе, но не думай, что я пожертвую тобой. Постоянный контакт. Где угодно и когда угодно. Это не изменится только потому, что у нас будут дети.
Он вонзает нож в баранину и срывает ее с вилки зубами.
Если желание, чтобы я готовила для него, было шовинистическим, то я понятия не имею, как назвать эту маленькая речь.
— Даже если устану от ночных кормлений?
— Слишком устанешь, чтобы я мог взять тебя? — потрясенно спрашивает он.
— Да.
— Мы наймем няню. — Его отбивная получает еще один жестокий удар ножом, и я мысленно смеюсь до упаду.
— Но у меня же есть ты, — напоминаю я.
Он вздыхает и бросает нож и вилку на тарелку.
— Да, есть. — Его руки взмывают к вискам и кончики пальцев начинают выводит успокаивающие круги. — У тебя есть я, и всегда буду. — Он тянется ко мне и берет за руку. — Обещай, что никогда не скажешь, что слишком устала, или не в настроении.
— Ты сам говоришь мне, что я слишком устала! — практически визжу я. — Значит, тебе так отвечать мне нормально.
— Это потому, что власть у меня, — откровенно говорит он. — Обещай мне, — настаивает он.
— Хочешь, чтобы я пообещала, что я вся твоя, и ты можешь брать меня, когда и где захочешь?
Он отводит взгляд, только очень ненадолго, прежде чем снова посмотреть задумчивым взглядом.
— Да, — просто отвечает он.
— А что, если я этого не сделаю?
Я веду себя дерзко. Я никогда не буду слишком уставшей для этого мужчины, но его внезапное прозрение очень забавно. Ему следовало подумать обо всем этом до того, как он стащил мои таблетки.
Он смеется, а затем эта высокомерная сволочь откидывается назад и стягивает футболку через голову, открывая себя во всем своем безупречном совершенстве. Он смотрит на свою грудь, словно освежая в памяти, насколько он невероятно шикарен. Мой взгляд тоже прикован к этой груди. Возможно, у меня даже стекают слюнки на баранину, но я демонстративно сопротивляюсь его тактике. Я упиваюсь его божественным величием, мои глаза пробегают по каждому твердому рельефу, сознание мысленно отмечает освежить мою метку. Она исчезает.
— Ты никогда не устоишь перед этим. — Он указывает на свой торс.
Мои глаза поднимаются к его уверенному ярко-зеленому взгляду.
— Я привыкла к этому.
Оторвав свой жадный взгляд от такого же совершенного лица, возвращаюсь к своей тарелке. Мои глаза с недовольством сопротивляются, желая еще раз посмотреть на Джесси.
— Спустя какое-то время все приедается, — добавляю я так небрежно, как только могу.
Через секунду он уже возле меня, вытаскивает из-за стола и опрокидывает на ковер. У меня нет ни минуты для осознания того, что произошло, я едва дышу, а тело Джесси полностью покрывает меня.
— Ты дерьмовая лгунья, детка.
— Знаю, — уступаю я. С этим у меня дела обстоят хреново.
— Давай посмотрим, насколько ты к этому привыкла, хорошо?
Он разводит мои руки в стороны и садится верхом на меня, прижимая их коленями к полу. Я неподвижна и внезапно очень обеспокоена ситуацией. Такое происходило много раз, и в большинстве случаев, в конце всего, я чувствовала себя очень несчастной девушкой.
— Джесси, пожалуйста, не надо, — умоляю, с очень небольшой надеждой. Я знаю, что это ни к чему меня не приведет. Он в настроении уничтожать, внезапное осознание того, что он может оказаться не у дел, разжигает его животный инстинкт заявить о своих правах и, вероятно, еще и пометить меня. Он похож на льва.
— Что? — спрашивает он, хотя прекрасно знает. — Ты ведь к этому привыкла.
Он прекрасно понимает, что я притворялась беззаботной. Я никогда к этому не привыкну, и очень этому рада. Я буду смотреть на него, ценить его и буду поглощена желанием до конца своих дней. И я не могу дождаться. Желание течет сейчас по моим венам. Оно всегда дремлет, томится на медленном огне, готовое вспыхнуть от нескольких нужных слов или прикосновений. Затем томление глубоко в животе превращается в кипение, а затем в нетерпение, а затем в мучительное удовольствие от взрыва, будь он нежный, неспешный или умопомрачительный, сопровождаемый криками. Я уже начинаю закипать. Мышцы живота сжимаются, и Джесси, вероятно, осознает это, потому что, в отличие от предыдущих контактов в последнее время, он лежит у меня на животе. Было ли у него просветление, что он не причинит вреда детям, вместе с просветлением, что я больше не буду принадлежать только ему?
Мое нынешнее положение и безжалостная пульсация между бедер не помогают, когда он встает на колени и начинает расстегивать ширинку джинсов. Это будет болезненно. Если он в полную силу включит доминирующего Джесси, то я хочу использовать это по максимуму, а у меня нет надежды воспользоваться этой возможностью, когда мое тело и руки прижаты. Чувствую, как назревает вопль разочарования, и как бы я ни старалась оторвать свои ненасытные глаза от этих мышц живота, пока он возится с джинсами, я с треском проваливаюсь. Привыкла к этому? Чертовски нелепо заявлять о таком.
— Джесси, дай мне встать. — Я не утруждаю себя ерзанием, потому что от этого только выбьюсь из сил, а я коплю энергию для того, что, как я надеюсь, должно произойти.
— Нет, Ава. — Он немного приспускает пояс джинсов, открывая свои узкие белые боксеры от Армани. Все становится только труднее.
— Пожалуйста, — умоляю я.
В его прищуренных глазах сверкает победный огонек, хотя мы оба знаем, что он еще не закончил.
— Нет, Ава, — хрипло повторяет он, засовывая большой палец за пояс боксеров.
Я мельком вижу его темно-русую массу волос и безошибочно узнаваемую упругую, гладкую плоть члена.
— О, боже.
В отчаянии закрываю глаза, ненавидя его и любя одновременно. Пребывая в темноте, я совершенно сбита с толку, когда не слышу знакомого рявкающего «открой». Впрочем, я недолго остаюсь в неизвестности. Не тогда, когда чувствую движение, а затем ощущение чего-то твердого и влажного, скользящего по моим губам. Срабатывает естественный инстинкт, и мои губы приоткрываются, но ничего не происходит. Все может закончиться тем, что меня вырвет, но я все еще молюсь о проникновении в рот. Открыв глаза, утыкаюсь взглядом в его живот, Джесси все прижимает мои руки к полу, склонившись надо мной. Подняв взгляд, вижу его лицо, и знаю, что обнаружу, но это меня не останавливает. Я знаю, какой взгляд найду, знаю, что он сведет меня с ума от вожделения, и знаю, что у меня получится сделать все, как надо.
И вот оно. Мой Лорд опирается на одну руку, его непристойно притягательные глаза низко опущены, до невозможности длинные ресницы отбрасывают тень на потрясающее лицо, и, слегка моргнув, я смотрю на его живот и грудь, которые следует считать опасными. С дополнительным бонусом того, что он держит свой член, касаясь моих губ его огромным великолепием. Я погибла.