Я знал, в каком городе живут его родители, но не знал точно, где находится их дом. Поэтому я просто ездил по городу и расспрашивал о районе, где они жили. Рано или поздно, мне бы все-таки начали отвечать: «Это поблизости». Этот город был похож на большую деревню, так что я просто наугад выбирал дома, звонил в дверь и говорил что-то вроде: «Я ищу таких-то. Вы знаете этих людей? Я слышал, они живут где-то в этом районе…»
Я выехал из Токио утром, около полудня прибыл в префектуру Ибараки и остаток дня провел в поисках. Наконец, мне указали точное место, и часам к 7 вечера я смог найти нужный дом.
Я спрашивал себя: «Когда они откроют дверь, узнают ли меня?» Но родители Ками часто ходили на наши выступления, поэтому сразу же меня узнали.
— Входи, мы рады, что ты пришел, — сказали они и пригласили меня в дом. Встретив такой теплый прием, я расплакался и не мог успокоиться.
В доме собирались ужинать, и пока накрывали на стол, родители Ками рассказали мне много историй из его детства. Потом они сказали мне:
— Хотя мы не можем его забыть, ты стал для нас свидетельством того, что он жил, и это дало нам волю к жизни.
Услышав это, я почувствовал облегчение. То, что дало волю к жизни мне — это доказательство существования Ками.
С тех пор каждый год, в день рождения Ками и в день его смерти, я езжу к его родителям. Так как они сказали: «Заходи в любое время», я, возможно, немного злоупотребляю их гостеприимством.
Хотя я и думаю, что мне стоило бы навещать его могилу чаще, в итоге мне все равно удается приезжать только в день его рождения и в день смерти.
Несмотря на все, что было, мать и отец Ками приняли меня, и теперь я действительно воспринимаю их, как своих вторых родителей. А они относятся ко мне, как к одному из своих детей. Как будто во мне они видят Ками.
В первый год много людей приходило на его могилу в день его рождения и в день смерти. Но прошло уже четыре года, и посетителей становится все меньше…
Если вы идете к нему, делайте это не из желания отдать дань моде. Если вы идете взглянуть на его могилу, делайте это не из желания вернуть его к жизни.
Но….
Понимать, что люди его забудут… очень больно.
До сих пор я, не останавливаясь, следую за мечтой, которую Ками не успел осуществить. Это — доказательство того, что Ками существовал на этой земле.
Даже сейчас Ками живет во мне…
Глава 3.3. Обещание нового начала в лагере на Окинаве
Летом того года, когда я начал сольную карьеру,[15] я поехал на Окинаву со своей группой. Мое здоровье ослабло, и мы долгих четыре с половиной месяца провели в спортивном лагере на Окинаве, чтобы вылечить мое тело и душу.
Это был пансионат спортивного типа. Там не было практически ничего. Мы вставали в 8 или в 9 утра и отправлялись на пробежку к морю. Там мы тренировались и возвращались обратно.
Потом мы писали песни, а вечером снова бегали, ужинали, отдыхали и разговаривали, а потом писали песни до самого утра. И так день за днем.
Хозяин одного маленького ресторанчика, в который мы частенько захаживали, всегда улыбался и говорил нам: «Давайте, ребята!». А мне он говорил: «Тренируйся как следует!».
Он почему-то думал, что мы из команды каратистов. Все члены моей группы высокого роста. Трое моих телохранителей, которых я привез с собой, ростом от 185 до 190 сантиметров. По сравнению с ними я, при своих 180 сантиметрах, выглядел маленьким и худым.
Поэтому хозяин ресторана считал, что я запасной член команды.
«Вперед, каратист! Надеюсь, тебя скоро возьмут в основной состав!»
Каждый раз, когда он мне это говорил, я старался сохранять спокойствие.
Одной из целей моего приезда на Окинаву было сочинение песен для нового альбома. А еще я и мои музыканты хотели стать крепче и сильнее.
Первая половина года, в котором я начал сольную карьеру, была, определенно, непростой. От переутомления и стресса у меня началась бессонница. Остальные члены команды тоже были измотаны.
Так что, когда вся команда, включая меня, решила, что пора подлечиться, мои родственники на Окинаве помогли нам в этом.
К тому времени я не был на Окинаве десять лет. Часть меня всегда отвергала Окинаву.
Часть меня всегда отрицала мою наследственность, но во мне была и другая часть, которая хотела сохранить её. Я гордился тем, что я окинавец и рюкю,[16] но часть меня стыдилась этого.
16
До 1897 года Окинава, расположенная на островах в южной часть Японии, была независимым государством Рюкю, с собственной культурой и языком. Япония присоединила к себе остров в 1897 году, насильно заставив жителей учить японский язык и принять японскую культуру. После Второй Мировой войны 27 лет Окинава считалась территорией США, в настоящее время это — одна из префектур Японии.
На Окинаве развит шаманизм и культ предков, также Окинава — родина карате.
Менталитет и внешность жителей Окинавы отличаются от менталитета и внешности коренных японцев. Скорее всего, рюкю — метисы. Считается что метисы обычно очень красивы и талантливы. Рюкю часто становятся учеными, политиками, деятелями искусств. Их еще называют «расой аристократов».