— Двадцать пять. Четверть века. Кажется, я заслужила букетик цветов. Хотя бы стажем…
— Извини. Я слишком торопился.
— Кстати, ты прикатил на «чизетте»? — спросил Никита. — Мы даже не слышали треска…
— Вы очень громко смеялись!
Глеб выбрал поджаристый пирожок, надломил, но есть не стал, положил обратно в тарелку. Помолчал, к чему-то напряженно прислушиваясь, спохватился и улыбнулся.
— Жаль, что ты на мотоцикле. — Алена налила Глебу лимонад.
А Марина вдруг вспомнила о свечах. Она купила две таллинские свечи: толстые, квадратные, зеленые, с подставкой из черненого металла… Колеблющийся свет отодвинул в глубину полки с игрушками. Пуговичные глаза кукол замерцали живым осмысленным блеском.
Никита встал.
— Нам нужен тамада! Предлагаю свою кандидатуру. Нет возражений?
— Нет! — ответила за всех Марина. — Только короче! Пора уже и выпить.
— А куда нам спешить? — Алена достала сигарету, потянулась к свече и прикурила. — Говори, Кит! И помни: есть человек, который выслушает тебя до конца. Даже если ты охрипнешь. Только не забудь — десятый час.
Никита поклонился.
— Недавно мне довелось быть в Грузии, в командировке. Там мне сказали: «Твоя речь, Никита, напоминает горный ручей — не может ни на чем задержаться…» Но я все-таки задержусь. Я не стану говорить о достоинствах нашей именинницы. Их все знают, видят. Я для начала хочу поговорить о другом… Собрались близкие люди. Родные люди, я не боюсь этого слова. Мы знаем друг друга всю жизнь. Хоть мы и прожили неполных тридцать лет, но все равно это тридцать лет…
— Ну тебя к черту, Кит! — Марина протянула фужер и чокнулась с Аленой. — За мое здоровье! Чтобы я была богатой и счастливой. Чтобы мои враги сейчас, в эту минуту, схватили по инфаркту, а друзья выиграли в спортлото по «Москвичу». Ура!
Никита выпил, поставил фужер на стол и включил магнитофон…
Они танцевали медленный танец. Глеб смотрел поверх головы Марины, в его зрачках отражались огоньки свеч.
— Странный ты какой-то. — Марине надоело ловить его взгляд.
— Налили мне лимонад. И еще… — Глеб оставил Марину, плеснул в фужер шампанского. — Кит! — крикнул он. — Почему ты разошелся с женой? Мы давно не виделись. Расскажи, Кит, старым друзьям. Поделись!
Никита в недоумении взглянул на Глеба. С чего это он?
— Расскажи, Кит! Развесели, — не отступал Глеб. Он взял бутерброд и встал позади Никиты и Алены, повторяя их движения.
— Отстань! Ты много о чем рассказываешь? — Никита медленно покачивался в такт музыке.
Марина взяла Глеба за руку, потянула в сторону:
— Перестань! Не все можно вышучивать.
— Все! — выкрикнул Глеб. — Все! Убежден.
Никита обернулся. Его и без того тонкие губы были сжаты и, казалось, провалились, затягивая нос и подбородок.
— Что ж, слушай. Притчу о легкомысленном юноше. Слушай и учись. Поначалу все было нормально. А потом оказалось, что мы не любим друг друга. Меня раздражало в ней все — походка, голос, манера смеяться. Все-все… К концу рабочего дня у меня портилось настроение — надо было идти домой. У нее были жесткие волосы. Когда она причесывалась, от расчески отлетали искры…
— Может, ты женился на Бабе-Яге? — не выдержала Алена.
Никита достал записную книжку, извлек маленькое паспортное фото и протянул Глебу. Миловидное девичье лицо улыбалось доброй улыбкой…
— Ну а как она вблизи? Ничего была? — произнес Глеб.
Никита с изумлением уставился на Глеба.
— Так ведь ты ее не любишь? — выкрикнул Глеб. — И фото у тебя случайно в кармане оказалось, да? Молчишь?
— Не твое дело, болван! — Никита сел на табуреточку, придвинул колени к подбородку и уставился на огонек свечи.
— А ты с удовольствием рассказал бы нам все о ней, верно? Рассказал бы! — Глеб нажал на клавишу, и магнитофон смолк. — Ты рассказал бы? — Голос Глеба был тих, едва уловимая пауза отделяла каждое слово.
Алена в недоумении взглянула на Марину: что это с Глебом? И выпил-то всего ничего. Марина молча пожала плечами. Отошла к окну, взяла в руки плюшевого одноглазого зайца. Он нравился ей больше всех игрушек.
— Я хочу знать: боится он рассказать об этом или стыдится? Я хочу знать, — так же негромко продолжал Глеб. — Может, она и ушла от тебя, Кит, потому, что ты оказался не тем, кто ей нужен, а? И ты боишься нам рассказать. Или стыдишься? Ведь иногда мы не столько боимся рассказать о своих поступках, сколько стыдимся…
Глеб умолк. Лицо его заострилось. Он к чему-то прислушивался, там, за окном…
Алена шумно прошлась по комнате. Глеб, не скрывая испуга, взглянул на нее, словно умолял не шуметь, оставаться на месте. Алена накинула на плечи кофточку.