Такого репортеры явно не ожидали — они несколько секунд приходили в себя.
— Так вас уже судили за изнасилование?
— Да, четыре или пять раз.
— Вы сами из Слоуна?
— Нет, но я жил здесь, когда убил Николь.
— Вы знали ее?
Дана Шредер уже два часа не отходила от телевизора, настроенного на Си-эн-эн, и ждала новостей из Слоуна. До сих пор показали всего два коротких репортажа о волнениях и Национальной гвардии. Дана видела, каким идиотом выставил себя губернатор. Однако скоро события стали стремительно развиваться. Увидев на экране лицо Тревиса Бойетта, она громко воскликнула:
— Вот он!
Ее муж находился в тюрьме со словами утешения человеку, осужденному за убийство, а на экране был тот, кто это убийство совершил.
Джоуи Гэмбл зашел в первый же бар, который попался ему по дороге из офиса Агнес Таннер. Он уже успел выпить, но еще неплохо соображал. В разных концах зала были установлены большие телевизоры: один — настроен на спортивный канал, а второй — на Си-эн-эн. Увидев, что идет репортаж из Слоуна, Джоуи приблизился к экрану. Он слышал выступление Бойетта и его рассказ об убийстве Николь.
— Сукин сын! — не удержался он, чем вызвал удивленный взгляд бармена.
Но Джоуи был доволен собой. Наконец он сказал правду, и к тому же теперь объявился настоящий убийца. Донти останется жив. Джоуи заказал еще пива.
Судья Элиас Генри, живший неподалеку от Сивитан-парка, сидел с женой в гостиной. Все двери дома были заперты, а заряженные охотничьи ружья лежали под рукой. Каждые десять минут мимо проезжала патрульная машина. Сверху кружил вертолет. В воздухе сильно пахло дымом после пожаров и фейерверка, устроенного в парке. Было слышно, как шумит толпа. Бой барабанов, уханье рэпа и скандирование сотен людей не только не утихали, но, наоборот, становились все громче. Судья с женой даже обсуждали, не стоит ли ненадолго уехать. Их сын жил в Тайлере, всего в часе езды от Слоуна, и предлагал им переждать у него хотя бы несколько часов. Но они решили остаться, главным образом потому, что соседи никуда не поехали, и всеобщая безопасность напрямую зависела от того, кто придет друг другу на помощь. Судья поговорил с шефом полиции, который довольно нервно заверил его, что все под контролем.
По телевизору объявили о поступившей из Слоуна настоящей сенсации. Судья схватил пульт и сделал звук погромче: на экране появилось лицо человека, запись признания которого он видел меньше трех часов назад. Тревис Бойетт рассказывал подробности убийства толпе репортеров.
— Вы были знакомы с девушкой? — спросил один из журналистов.
— Нет, но я знал, кем она была, знал, что она выступала в группе поддержки. Я ее выбрал.
— Как вы ее похитили?
— Заметил ее машину, припарковался рядом и дождался, когда она выйдет из торгового центра. У меня был пистолет, и она не сопротивлялась. Я уже так не раз делал.
— Вас когда-нибудь судили в штате Техас?
— Нет. В Миссури, Канзасе, Оклахоме и Арканзасе. Можете проверить. Я говорю сейчас правду, и она заключается в том, что преступление совершил я, а не Донти Драмм!
— Почему вы признались только сейчас, а не год назад?
— Я должен был бы, но решил, законники разберутся и поймут, что осудили не того парня. Меня совсем недавно выпустили из тюрьмы Канзаса, и несколько дней назад я прочитал в газете, что Донти Драмма собираются казнить. Я удивился. И теперь я здесь.
— Остановить казнь может только губернатор. Что бы вы ему сказали?
— Я бы сказал, что он собирается убить невинного человека. Дайте мне двадцать четыре часа, и я покажу, где находится тело Николь Ярбер. Всего двадцать четыре часа, господин губернатор.
Судья Генри поскреб подбородок костяшками пальцев и произнес:
— Да, дело хуже некуда, и это только начало.
Барри и Уэйн смотрели телевизор в кабинете губернатора и слушали выступление Бойетта. Губернатор Гилл Ньютон давал в холле пятое или шестое интервью после своего отважного отпора разъяренной толпе.
— Надо бы его позвать, — сказал Уэйн.
— Я схожу, а ты пока продолжай смотреть.
Через пять минут губернатор смотрел повторный показ выступления Бойетта.
— Он точно сумасшедший! — заметил Ньютон через несколько секунд. — Где виски?
Они наполнили три стакана и потягивали виски, продолжали следить за рассказом Тревиса.
— Как вы убили Николь?
— Задушил ее собственным ремешком. Черным, кожаным с круглой серебряной пряжкой. Он так и остался на шее. — Бойетт потянулся рукой за ворот рубашки и, вытащив кольцо, показал журналистам. — Это кольцо Николь. Я носил его с того дня, как убил. Там есть ее инициалы и все такое.
— Куда вы дели тело?
— Скажем так: оно закопано.
— Далеко отсюда?
— Не знаю, часов пять или шесть. Скажу еще раз: если губернатор даст двадцать четыре часа, мы его отыщем. И это докажет мою правоту.
— Что это за парень? — поинтересовался губернатор.
— Серийный насильник с длинным списком судимостей.
— Просто удивительно, откуда они только берутся перед казнью! — воскликнул Ньотон. — Может, Флэк им приплачивает?
Все трое нервно хмыкнули.
Смех на озере стих, когда один из гостей прошел мимо телевизора и увидел, что происходит. Все быстро перешли в гостиную и собрались возле небольшого экрана. Они напряженно слушали, как Бойетт без запинки отвечал на все вопросы.
— Ты раньше встречал этого парня, Пол? — поинтересовался пожилой адвокат.
Коффи отрицательно покачал головой:
— Он в офисе Флэка на старом вокзале. Робби бьется до последнего!
Однако ему не удалось разрядить обстановку — лица присутствующих остались серьезными. Когда Бойетт вытащил кольцо и показал журналистам, в комнате повисла мертвая тишина, и Пол Коффи опустился в кресло.
Поразительную новость услышали не все. Рива в тюрьме, в окружении свиты, ждала, когда их отвезут на машине к месту казни. Неподалеку находились родственники Донти. В течение следующего часа обе группы свидетелей будут почти рядом. В 17.40 родственников жертвы посадили в белый тюремный фургон без опознавательных знаков и менее чем за десять минут доставили к месту казни. Там всех провели в маленькое квадратное помещение двенадцать на двенадцать футов, где не было ни стульев, ни скамеек. Стена напротив входа оказалась задернута шторой, и им объяснили, что за ней помещение, где приговор приводился в исполнение. В 17.45 аналогичную поездку совершили родственники Донти, и их проводили в комнату свидетелей через другую дверь. От семьи Ярбер их отделяла тонкая перегородка, через которую было слышно почти все, даже чей-то громкий кашель.
Все напряженно ждали.
Глава 26
В 17.40 Верховный суд США отклонил прошение о признании Донти невменяемым пятью голосами против четырех. Через десять минут суд отклонил «петицию Бойетта» теми же пятью голосами против четырех. Робби ответил на звонки, выйдя из камеры. Закончив разговор, он подошел к начальнику тюрьмы Джетеру и прошептал на ухо:
— Все кончено. Все апелляции отклонены.
Джетер угрюмо кивнул и сказал:
— У вас две минуты.
— Спасибо.
Робби вернулся в камеру и сообщил новости Донти. Больше рассчитывать не на что — их прошения отклонили. Донти закрыл глаза и глубоко задышал, стараясь осознать случившееся. Он до последнего не переставал надеяться, хотя и понимал, насколько призрачны шансы на отсрочку казни.
Наконец, он сглотнул, выдавил улыбку и наклонился к Робби. Их колени соприкасались, и их лица разделяли всего несколько дюймов.
— Послушай, Робби, ты считаешь, что убийцу Николь когда-нибудь поймают?
Робби снова захотелось ему рассказать о Бойетте, но с этим до сих пор не было окончательной ясности.
— Не знаю, Донти, мне трудно судить. А что?
— Вот о чем я тебя попрошу, Робби. Если этого парня так и не поймают, то все равно будут считать виновным меня. Но если его поймают, обещай, что очистишь мое имя. Ты обещаешь, Робби? Не важно, сколько это займет времени, но ты должен очистить мое имя!