— Утренние новости! — Помощник юриста потянулся к пульту дистанционного управления. Он направил его в сторону большого плоского телеэкрана, висевшего в углу, и в зале воцарилась тишина. Репортер стоял возле здания суда округа Честер с таким видом, будто вот-вот должно произойти нечто очень важное, и произносил скороговоркой:
— Городские власти хранят молчание относительно планов по противодействию возможным волнениям, которые могут вспыхнуть в Слоуне после казни Донти Драмма. Как вам известно, в 1999 году Драмм был признан виновным в изнасиловании и убийстве при отягчающих обстоятельствах Николь Ярбер. Если в последний момент он не получит отсрочки, то будет казнен в тюрьме Хантсвилля в шесть часов вечера в четверг. Драмм настаивает на своей невиновности, и многие в Слоуне ему верят. С самого начала в деле ощущался расовый подтекст, и сказать, что город расколот, значит не сказать ничего. Рядом со мной находится шеф полиции Джо Редфорд.
Камера чуть отъехала, и на экране появился тучный человек в форме.
— Шеф, чего следует ожидать, если казнь все-таки состоится?
— Думаю, правосудие должно восторжествовать.
— Вы ожидаете волнений?
— Нет. Люди понимают, что система правосудия работает, и вердикт, вынесенный присяжными, должен быть исполнен.
— Значит, вы считаете, что никаких проблем в четверг не возникнет?
— Нет, но на всякий случай мы будем наготове и во всеоружии.
— Спасибо, что уделили нам время.
Камера снова наехала на репортера, и шеф полиции исчез с экрана.
— Организаторы планируют провести завтра марш протеста перед зданием суда. Наши источники подтверждают, что городские власти выдали разрешение на проведение митинга. Мы будем держать вас в курсе развития событий.
Репортер попрощался, и помощник Флэка выключил звук. Робби молчал, и все вернулись к работе.
Техасское бюро помилования и условно-досрочного освобождения насчитывало семь членов, и каждого назначил губернатор. Любой заключенный, желающий добиться смягчения наказания, должен обратиться с соответствующим ходатайством в это бюро. Ходатайство может быть как простым изложением просьбы на одной страничке, так и многотомным прошением с вещественными доказательствами, аффидевитами и письмами из разных уголков мира. Материалы, представленные Робби Флэком от имени Донти Драмма, были самыми внушительными по объему за всю историю существования бюро. Прошения о помиловании удовлетворяются крайне редко. В случае отказа бюро прошение может быть направлено губернатору, который не имеет права на помилование, но в его власти предоставить отсрочку приведения приговора в исполнение на тридцать дней. В тех редких случаях, когда бюро удовлетворяет прошение, губернатор имеет право отменить это решение, и тогда приговор приводится в исполнение.
По заключенным, которым вынесен смертный приговор, бюро принимает решение обычно за два дня до казни. Для этого его члены не собираются для голосования, а сообщают свое мнение по факсу, отчего их вердикты прозвали «смертью по факсу».
Известие о «смерти по факсу» Донти Драмма поступило в 8.15 во вторник, и Робби зачитал его вслух. Оно никого не удивило: их прошения уже столько раз отклоняли, что рассчитывать на успех не приходилось.
— Значит, подаем прошение губернатору о предоставлении отсрочки, — улыбнулся Робби. — Не сомневаюсь, что он будет рад снова о нас услышать.
Из всей огромной массы петиций, ходатайств и прошений, поданных адвокатами за последний месяц, обращение к губернатору Техаса было самой бесполезной тратой бумаги. За минувший год губернатор дважды отклонил решения о смягчении наказания, вынесенные назначенными им же членами бюро, и разрешил приведение смертного приговора в исполнение. Он обожал такие приговоры, особенно в период выборов, когда ему требовались голоса избирателей. Одна из его предвыборных кампаний проходила под лозунгом «Суровое техасское правосудие» и включала обещание очистить тюрьмы от всех заключенных, ожидавших смертной казни. И речь шла вовсе не об условно-досрочном освобождении.
Поездка от Слоуна до тюремного блока Полански неподалеку от Ливингстона, штат Техас, занимала около трех часов. По узкому — всего две полосы — шоссе Робби ездил туда сотни раз. Несколько лет назад, когда там содержались три его клиента — Донти Драмм, Ламар Биллапс и Коул Тейлор, — его часто штрафовали на ней за превышение скорости. Провинциальные водители и встречные машины, с которыми он несколько раз едва не столкнулся, увлекшись разговором по телефону, заставили его проявлять осторожность. Он купил большой и тяжелый фургон, и в специализированной мастерской его начинили телефонами, телевизорами и прочими техническими устройствами, постелили шикарный ковер, установили удобные вращающиеся кресла, обитые дорогой кожей, с откидными спинками и диван, где Робби мог бы подремать, если устанет. Еще там обустроили бар, если ему захочется выпить. Водителем стал Аарон Рей. Помощница Бонни обычно сидела впереди, рядом с водителем, и была готова включиться в работу, стоило мистеру Флэку кашлянуть. Поездки в тюрьму стали комфортными и позволяли не терять время, поскольку по дороге туда и обратно Робби мог разговаривать по телефону, работать на ноутбуке и читать материалы в своем передвижном офисе.
Его кресло размещалось за местом водителя. Рядом располагалась Марта Хендлер, а впереди сидели Аарон и Бонни. Они выехали из Слоуна в 8.30 и вскоре оказались посреди холмов Восточного Техаса.
Пятым членом команды была новенькая — доктор Кристина Гинце, или просто Кристи, как ее звали сотрудники адвокатской конторы, где было не принято кичиться званиями и все обращались друг к другу просто по имени. Чтобы спасти Донти, Робби не жалел денег. Кристи была психиатром, она обследовала заключенных, условия их содержания и написала книгу, в которой доказывала: одиночное заключение — одна из самых жестоких форм пыток. За десять тысяч долларов Кристи должна была встретиться с Донти, побеседовать с ним и подготовить — причем очень быстро! — отчет, в котором следовало описать ухудшение его психического состояния и заявить, что: 1) восемь лет одиночного заключения свели его с ума; 2) такое заключение представляет собой жестокое и несправедливое наказание.
В 1986 году Верховный суд США прекратил казни душевнобольных. Робби возлагал последние надежды на то, что ему удастся представить Робби сумасшедшим, утратившим всякую связь с реальностью и не понимавшим, что происходит.
Впрочем, на успех никто особенно не рассчитывал. Кристи Гинце было тридцать два года, и у нее не было опыта выступлений в качестве эксперта в суде. Но Робби это не смущало. Он рассчитывал, что ее выступление в суде по вопросу о вменяемости Донти состоится только через несколько месяцев, если им удастся отсрочить казнь под этим предлогом. Кристи сидела на диване, обложившись бумагами и погрузившись в работу, как и все остальные.
Дождавшись, когда Робби закончит переговоры по телефону, Марта задала вопрос:
— Мы можем поговорить? — Это была ее обычная фраза, когда она хотела что-нибудь спросить.
— Конечно, — кивнул он.
Она нажала кнопку записи на одном из своих многочисленных магнитофонов и подвинула его ближе к нему.
— Это касается оплаты. Тебя назначил представлять интересы Донти судья, поскольку у Донти не было денег нанять адвоката…
— Да, в Техасе практически отсутствует система государственных защитников, — прервал он ее. За месяцы работы с Робби Марта привыкла, что он никогда не давал ей закончить фразы. — Поэтому местный судья, — продолжил он, — назначает адвокатом кого-нибудь из приятелей или какого-нибудь болвана, если за дело никто не хочет браться. Что до меня, то я сам отправился к судье и напросился на защиту. Судья была просто счастлива — никто из городских адвокатов не хотел иметь с ним ничего общего.
— Но Драммы не так уж и бедны. Они оба…
— Конечно, но дело вот в чем: только состоятельный человек может позволить себе нанять адвоката для разбирательства в суде, если обвинение требует смертной казни, и сейчас среди тех, кто приговорен к ней, богатых людей нет. Да, я мог бы выжать из Драммов пять или десять тысяч долларов, заставить их снова заложить дом или что-нибудь в этом роде, но зачем? Мне заплатят добропорядочные граждане округа Честер. В этом кроется парадокс. Граждане желают смертной казни — в штате Техас таких семьдесят процентов, — но не представляют, во что им это обходится.