Кейси был стар. Вероятно, это была его последняя должность. Был богат. Ему было почти что нечего терять. Шульц считал, что, добиваясь своих целей, Кейси вызвал общее чувство недоверия к объективности разведки не только у конгресса, но даже у администрации. В определенном смысле Кейси утратил объективность.
18 ноября около шести часов вечера я отправился в Белый дом на встречу с заместителем Пойндекстера Алтоном Килом. Он хотел убедить меня в том, что не следует публиковать статью о тайных операциях, проводимых в поддержку антихомейнистской эмиграции, и об акциях по продаже оружия правительству Хомейни. Кил имел усталый вид и находился в возбужденном состоянии.
— В связи с этой историей пресса проявляет явное безумие, — заявил он, сидя за столом в своем уютном кабинете. — Уже десять дней нам не дают покоя.
Убедительно высказывавший свои мысли, моложавый и бородатый Кил, катая карандаш по столу, заявил, что другого выбора, кроме торговли оружия — главной «валюты» на Среднем Востоке, — у них не было.
— Нам пришлось доказывать свои благородные намерения. Честно говоря, мы никому там не доверяли: ни Ирану, ни посредникам, через которых вели дела. А они не доверяли нам. Взаимного доверия не было. Мы для них — «большой сатана». Каким образом в этих условиях можно доказать свои честные намерения? Мы пытались продавать порошковое молоко, перевязочные материалы. Но это они могли купить в местных аптеках. Пришлось обратиться к оружию.
Он предупредил о «непредсказуемости» последствий, если бы появилась статья, в которой говорилось или даже намекалось, что Соединенные Штаты через свои каналы поддерживают отношения не только с иранскими умеренными кругами, но и с эмигрантами, которые ассоциируются с шахским режимом. Кил остановился и посмотрел на меня.
— Тегеран это не сможет проигнорировать.
Я ответил, что иранские власти регулярно обвиняют ЦРУ в оказании помощи эмигрантским и прошахским элементам. Об этом сообщается и в газетах, и по радио. А эмигранты знают, что они получают деньги от ЦРУ.
Они откровенно говорили об этом корреспондентам в их представительстве в Париже.
Кил согласился, но отметил, что сообщения об этом помещались на последней, а не на первой странице и носили, как правило, обтекаемый характер.
— Жизнь многих людей окажется в опасности, если такая статья будет опубликована. Дайте мне минимум 24, лучше 72 часа, чтобы вступить в контакт с нашими источниками в Тегеране, а также с умеренными и предупредить их о выходе этой опасной для них статьи. Сказать им откровенно: «Скрывайтесь».
Обсудив ситуацию в редакции «Вашингтон пост», мы пришли к выводу, что утверждения Кила не имеют большого смысла, оценки Белого дома на веру больше не принимались. На следующий день должна была состояться пресс-конференция президента. Мы полагали, что Белый дом не хотел появления статьи о том, как «приманивали» Хомейни с помощью оружия, в то время как ЦРУ помогало иранским эмигрантам, сторонникам сына шаха, который хотел свергнуть Хомейни. Мы решили статью напечатать.
В тот вечер Норт, Макфарлейн и несколько сотрудников Совета национальной безопасности отчаянно пытались восстановить хронологию событий, с тем чтобы отдалить от них президента и затушевать его роль. Особенно это касалось одобрения Рейганом в 1985 г. первых поставок оружия через Израиль Ирану. По компьютерной связи Норт пригласил в кабинет своего помощника подполковника Роберта Эрла, с тем чтобы попытаться найти выход из положения.
На состоявшейся пресс-конференции Рейган защищал иранский проект: «Я не думаю, что была допущена ошибка. Я не считаю, что мы потерпели фиаско или понесли какой-то серьезный урон». Четыре раза президент отрицал, что «снисходительно» относился к израильским поставкам оружия Ирану и что какая-то другая страна замешана в этом деле. Однако через двадцать пять минут после пресс-конференции Рейган внес в свое выступление необычную поправку, заявив, что фактически он потворствовал таким поставкам другой страной.