Во вторник в 12.15 Пол Коффи вошел в кабинет судьи Генри. Хотя уже наступило время ленча, никакой еды видно не было. Судья сидел за столом, и Коффи опустился в знакомое глубокое кожаное кресло напротив.
С вечера пятницы Коффи не покидал домика на озере. В понедельник он не стал звонить на работу, и его сотрудники понятия не имели, где он. Он должен был выступать в суде по двум делам, которые рассматривал судья Генри, но договорился о переносе слушаний. Коффи осунулся, побледнел и выглядел уставшим, а под глазами образовались круги. От былого прокурорского лоска не осталось и следа.
— Как дела, Пол? — благожелательно начал судья.
— Не очень.
— Это понятно. Вы с сотрудниками все еще работаете над версией, что Драмм и Бойетт были сообщниками?
— Мы этого не исключаем, — ответил Коффи, переводя взгляд на окно. Почему-то ему было трудно смотреть в глаза судье Генри.
— Думаю, смогу облегчить вам задачу, Пол. Мы оба, да и все остальные, прекрасно понимаем: эта безумная версия является не чем иным, как нелепой и отчаянной попыткой уйти от ответственности. Послушай, Пол, тебя это не спасет. Тебя уже ничего не может спасти. Если ты выдвинешь версию о соответчике, тебя просто поднимут на смех, и, что гораздо хуже, в городе опять станет неспокойно. Номер не пройдет, Пол, забудь об этом. Если ты все-таки решишься, я тут же отклоню иск. Выкинь эту бредовую идею из головы.
— Вы предлагаете мне подать в отставку?
— Да. И немедленно! Ты сам поставил крест на своей карьере, и теперь у тебя нет выбора. Пока ты остаешься прокурором, афроамериканцы не уйдут с улиц.
— А если я не хочу уходить?
— Я не могу тебя заставить, но могу сделать так, что ты об этом горько пожалеешь. Я здесь судья, Пол, и я выношу решения по всем ходатайствам, я председательствую на всех судебных процессах. Пока ты будешь окружным прокурором, вы не получите от меня ничего! Даже не думай подавать ходатайство, потому что я не стану его рассматривать. И не предъявляй обвинение — я отменю обвинительный акт. И не проси назначить судебные слушания, потому что я буду занят. Вся ваша работа будет парализована, и вы не сможете ничего поделать. Абсолютно ничего, Пол!
Коффи хмуро смотрел на судью, переваривая услышанное. Ему стало не хватать воздуха, и он задышал ртом.
— А это не слишком круто, судья?
— Нет, если другие доводы на тебя не действуют.
— Я могу подать жалобу.
Судья Генри рассмеялся:
— Мне восемьдесят один год, и я ухожу в отставку. Мне уже все равно.
Коффи медленно поднялся и, подойдя к окну, заговорил, стоя спиной к судье:
— Если честно, Элиас, то и мне уже все равно. Я просто хочу убраться отсюда как можно быстрее и прийти в себя. Мне всего пятьдесят шесть лет, и еще не поздно заняться чем-то другим. — После долгой паузы Коффи потер пальцем стекло. — Господи, я до сих пор не могу понять, как это случилось, судья…
— От небрежности никто не застрахован. Плохая работа полиции. А когда нет улик, самый простой способ раскрыть преступление — выбить признание.
Коффи повернулся и приблизился к столу. В его глазах стояли слезы, а руки дрожали.
— Буду с вами честен, судья. У меня на душе очень мерзко.
— Я понимаю. Уверен, что чувствовал бы себя так же, окажись я на твоем месте.
Коффи долго смотрел на мыски ботинок и, наконец, произнес:
— Я уйду, Элиас, если по-другому нельзя. Наверное, надо устроить досрочные выборы?
— Да, но позже. А сейчас, думаю, тебе надо назначить вместо себя Гримшоу — он самый толковый из твоих помощников. Созови большое жюри и выдвини официальное обвинение против Бойетта. Чем раньше, тем лучше. Это будет очень символично — мы, то есть судебная система, по сути, сами признаем допущенную ошибку и стараемся ее исправить, выдвигая обвинение против настоящего убийцы. Наше признание успокоит страсти в городе.
Коффи кивнул и пожал судье руку.
На протяжении дня в офис Кита Шредера беспрестанно звонили. Шарлотт Джангер всем отвечала, что преподобного нет на месте. Кит приехал ближе к вечеру. Он провел весь день в больнице, навещая прихожан, радуясь возможности быть подальше от телефонов и журналистов.
По его просьбе Шарлотт записывала всех, кто звонил, и Кит закрылся в кабинете, выключил телефон и занялся изучением списка. Встрепенулись репортеры всей страны: от Сан-Диего до Бостона и от Майами до Портленда. Из тридцати девяти звонков шесть поступили из европейских газет и одиннадцать — из техасских. Был даже один звонок из Чили, правда, Шарлотт сомневалась, что именно оттуда, из-за ужасного акцента звонившего. Три раза звонили прихожане церкви Святого Марка, которые выражали недовольство, что их пастора обвиняли в нарушении закона, тем более что он сам, похоже, этого не отрицал. Два прихожанина выразили свою поддержку и восхищение его действиями. Пока эта новость еще не попала в утреннюю газету Топеки, но Кит не сомневался, что это случится завтра, и там, судя по всему, разместят ту же фотографию.