— У меня нет машины.
— Возьми напрокат.
— У меня нет прав уже десять лет.
— Поезжай на автобусе.
— У меня нет денег на билет, пастор.
— Я дам тебе деньги. Нет. Я куплю тебе билет в один конец до Слоуна.
— А если у меня будет приступ в автобусе, и я потеряю сознание? Да меня запросто высадят в Оклахоме.
— Ты просто морочишь мне голову, Тревис.
— Вы должны отвезти меня туда. Только вы и я. Если отвезете меня, я расскажу правду о том, как все было. Я покажу, где тело. Мы можем остановить казнь, но вы должны поехать со мной.
— Но почему именно я?
— Больше некому, пастор.
— У меня есть другое предложение. Завтра утром мы вместе пойдем в городскую прокуратуру. У меня там работает друг. Ты все ему расскажешь. Может, нам удастся убедить его созвониться с прокурором в Слоуне, шефом полиции, адвокатом, не знаю с кем, может, даже с судьей. Они послушают скорее его, чем лютеранского священника, который мало смыслит в законах. Мы можем записать твое заявление на видео, переслать его техасским властям и в газеты. Как тебе такое предложение, Тревис? Ты не нарушишь условий досрочного освобождения, а у меня не будет неприятностей из-за того, что я помогаю тебе.
Дана согласно кивала. Прошло пять секунд, потом еще пять. Наконец, послышался голос Тревиса:
— Может, это и сработает, пастор. Может, это и остановит казнь, но ее тело ни за что не найдут. Место могу показать только я.
— Давай сначала остановим казнь.
— Меня выписывают завтра в девять утра.
— Я приеду, Тревис. Офис прокурора рядом с больницей.
Пять секунд. Десять секунд.
— Мне нравится ваше предложение, пастор. Давайте так и поступим.
В час ночи Дана нашла снотворное, которое отпускалось без рецепта, но оно не помогло, и через час супруги по-прежнему бодрствовали. Все их мысли занимала поездка в Техас. Они уже обсуждали ее вероятность и раньше, но перспектива их обоих так пугала, что они не решались заговорить об этом снова. Сама идея была полным абсурдом — Кит в Слоуне с рецидивистом-насильником, не вызывающим доверия, будет пытаться найти кого-нибудь, чтобы рассказать невероятную историю. И это в городе, отсчитывавшем последние часы до казни Донти! Над этой нелепой парой точно будут насмехаться, а может — не дай Бог! — пустят в ход оружие. А по возвращении в Канзас преподобного Кита Шредера могут с полным основанием обвинить в нарушении закона. Вдруг он лишится не только своего прихода, но и сана? И все из-за этого ужасного Тревиса Бойетта!
Глава 12
Утро среды. Робби уехал из офиса после полуночи, а уже через шесть часов снова был в конференц-зале, готовясь к очередному безумному дню. Ночь прошла плохо. Встреча в баре Фреда Прайора с Джоуи Гэмблом закончилась ничем. Правда, тот признался, что ему действительно звонил мистер Коффи и напоминал о наказании за лжесвидетельство.
Робби прослушал весь их разговор. Прайор, ставший за годы работы настоящим мастером по скрытым записывающим устройствам, использовал тот же микрофон и пересылал Флэку сигнал по сотовому. Качество звука было изумительным. Следя за беседой у себя в офисе, Робби выпивал в компании с Мартой Хендлер, потягивавшей виски, и предпочитавшим пиво Карлосом — помощником юриста, который следил, чтобы сигнал не исчез. Это продолжалось около двух часов: Джоуи и Фред сидели в каком-то баре на окраине Хьюстона, а сотрудники адвокатского бюро Флэка — в старом здании железнодорожного вокзала.
Через два часа Джоуи заявил, что с него хватит — в том числе и пива — и что он устал от давления, которое на него оказывается. Он не верил, что заявление, подписанное им перед самой казнью Донти Драмма, может перевесить показания, данные под присягой в суде. Джоуи отказывался признавать себя лжецом, хотя, по сути, не отрицал, что на суде говорил неправду.
— Донти не должен был признаваться в этом преступлении, — несколько раз повторил он, будто самооговор заслуживал смертной казни.
Однако Прайор не собирался оставлять его в покое ни в среду, ни в четверг. Он все еще верил, что ему удастся уговорить Джоуи, хотя времени оставалось все меньше.
В семь утра сотрудники Флэка собрались на совещание, с которого обычно начинали день. У всех был усталый вид и воспаленные глаза, но каждый понимал, что надо собраться для последнего отчаянного броска и сделать все возможное. Доктор Кристина Гинце работала всю ночь и закончила отчет. Она кратко проинформировала о результатах, пока сотрудники угощались выпечкой и кофе. Отчет составил сорок пять страниц — вряд ли в суде захотят прочесть их все, — но был шанс, что солидный объем привлечет внимание. Выводы Кристины никого не удивили, во всяком случае, никого в адвокатской конторе Флэка. Она описала проведенное обследование Донти Драмма, изучила его медицинские и психологические показатели за время, проведенное в тюрьме. Она прочитала 260 писем, написанных им за восемь с лишним лет пребывания в камере смертников. У Драмма присутствовали очевидные симптомы шизофрении, психопатии, маниакальности и депрессии, и он не понимал, что с ним происходило. Гинце снова обрушилась с критикой на систему одиночного заключения и назвала его жесточайшей пыткой.