Пейдж произносила эти безжалостные слова, не переставая наблюдать за Майлоу. Она могла быть довольна: от каждого ее слова молодой человек вздрагивал, как от удара.
Наконец, резко повернувшись, она бросила:
– Разузнавай, что хочешь, но меня оставь в покое.
Она собралась было выйти из комнаты, но Майлоу схватил ее за плечи и прижал к двери, так что Пейдж не могла шевельнуться.
– Кто же научил тебя быть такой жестокой?
– Наверное, ты, – ответила она, помолчав.
– Не смеши меня!
– Что же здесь смешного? Девушка боготворит своего возлюбленного, а потом обнаруживает, что он ее обманывал! Неужели этого мало, чтобы заставить ее ожесточиться? – Зеленые глаза Пейдж метали молнии. – Может быть, раньше я была мягкой и легкоранимой, но сейчас я уже не прежняя. И поняла, каков ты на самом деле. Ты больше не властен надо мной, а тебе ведь ничего не нужно, кроме власти!
Майлоу не отрываясь смотрел в лицо Пейдж, и глаза его яростно блестели.
– Я никогда не обманывал тебя. Я все время пытался поговорить с тобой, дать тебе возможность получше узнать меня. Но бабушка вбила тебе в голову глупые и нелепые представления о браке и… о мужчинах. Ты выдумала себе этакого идеального героя, а я обыкновенный человек и к тому же с достаточным жизненным опытом.
– Опытом в том, что касается женщин!
– Да. И женщин тоже. Я не святой.
– Оно и видно.
Пейдж попыталась оттолкнуть его от себя, но Майлоу не отпускал ее.
– Нет, выслушай меня. Ты была слишком наивна для своего возраста. Совсем не знала жизни и представляла ее себе как волшебную сказку. И вдруг это письмо. Извини, но неужели ты не понимаешь, что убежала просто от страха? Испугалась реальной жизни? Пусть ты считала себя оскорбленной, но разве ты знала, насколько своим побегом сама обижаешь близких тебе людей? Куда там! Ты думала только о себе и ни о ком больше.
– Ты говоришь со мной так, как будто я помню, что тогда чувствовала. А я не помню. Могу только догадываться. Может быть, это из-за письма я возненавидела тебя, а может быть, из-за чего-то еще. Не знаю.
– Но ты помнишь, что ненавидела меня? – Голос Майлоу был мрачен.
– Да. Я поняла это, как только увидела тебя в Париже. Ты обвиняешь меня в том, что я оскорбила твою любовь, но, может быть, если бы я была уверена в твоем чувстве, то не убежала бы? А мою бабушку… Сомневаюсь, что ее вообще можно обидеть.
– Значит, ты ничего не понимаешь! Да, она воспитывала тебя так, как считала правильным. Ей хотелось быть уверенной, что в будущем ты не наделаешь ошибок. Но это не значит, что она не любила тебя всем сердцем.
– Что за странная болезненная любовь! – сказала Пейдж с горечью. – Любовь, которая спутывает тебя по рукам и ногам, навязывает тебе образ жизни, отказывает даже в возможности общаться с родителями. Это угнетение, а не любовь.
Майлоу положил руку на ее плечо.
– Неожиданно оказывается, что ты хорошо представляешь, как тебя воспитывали.
– Конечно. Сегодня я встретилась с женщиной, которая меня растила. Не нужно большого ума, чтобы понять, что она собой представляла… представляет. Видимо, прежде я никогда ей не возражала. Сегодня она определенно была удивлена.
– Да, от тебя все время можно ждать каких-нибудь сюрпризов. – Майлоу говорил сухо, с горечью.
Его рука еще лежала у нее на плече, и сквозь ткань блузки Пейдж ощущала и тепло этой руки, и неимоверное напряжение Майлоу. Вспоминая вчерашний поцелуй, она долгим взглядом посмотрела на его губы, красивое лицо. Потом как-то неуверенно проговорила:
– Не трогай меня, пожалуйста.
Голос Майлоу, когда он убирал руку с плеча девушки, прозвучал язвительно:
– Прошу прощения.
Не обращая внимания на его сарказм, Пейдж сказала:
– Я хочу тебя спросить…
– О чем?
– Мы были любовниками?
Слова повисли в воздухе. Майлоу, казалось, окаменел от неожиданности. Он прищурился, помолчал, потом с силой выдохнул:
– Да.
Пейдж с трудом перевела дыхание и потупилась.
– Правда? И как это было? Хорошо?
Майлоу, приподняв ее подбородок, внимательно посмотрел на нее темными глазами.
– А ты как думаешь?
Пейдж попыталась засмеяться.
– Откуда же мне знать? Судя по тому, что мне удалось узнать о своем прошлом, я была совершенно не от мира сего, так что это, наверное, было ужасно. Я права?
Сердце ее так сильно забилось, что она пожалела, что спросила. Но нет, она должна знать…
– Ты нервничала… в первый раз, но совсем не была фригидна. В тебе живет очень чувственная и податливая женщина, которая только ждала того, кто ее разбудит, – сказал Майлоу и рукой провел по щеке Пейдж, по ее шее и груди.
Пейдж, затаив дыхание, огромными глазами смотрела на него. Потом отстранила руку Майлоу.
– Ты сказал «в первый раз», так что же, это продолжалось долго?
Он заколебался с ответом.
– Нет, недолго.
– Значит, это было не слишком хорошо, если я все-таки ушла.
– А может быть, наоборот, – слегка пожал плечами Майлоу. – Было так хорошо, что ты сбежала. Мысль, что, возможно, придется делить меня еще с какой-то женщиной, показалась тебе невыносимой.
– Ты… ты самодовольный ублюдок! – вскипела Пейдж. – Ты не стоишь того, чтобы какая-нибудь женщина любила тебя. Такую идиотку можно будет только пожалеть. Убирайся!
Она оттолкнула Майлоу, распахнула дверь и выбежала из комнаты.
Поднявшись к себе, Пейдж постаралась успокоиться и переоделась. Когда она спустилась вниз, Майлоу, который оставался в гостиной, увидел ее через открытую дверь и вышел в холл.
– Уходишь?
– Как видишь.
– Может, тебя подвезти?
– Нет, спасибо.
– Газетчики все еще караулят около дома.
– Я вызову такси.
Она ожидала, что Майлоу начнет спорить, Но он только сказал:
– Хорошо, номер найдешь в телефонной книге, – и вернулся в гостиную.
Пейдж проводила его взглядом, не в силах разобраться в своих чувствах. Приехало такси, и она попросила отвезти ее на Лейчестер-сквер, решив пойти в кино.
Выйдя на улицу после сеанса, она огляделась вокруг и направилась в ближайшее кафе. Сидя за столиком спиной к залу в ожидании ужина, девушка подумала, что, когда она вернется в дом Майлоу, надо будет позвонить Жану-Луи, а потом, возможно, все-таки перебраться в гостиницу.
Поужинав, Пейдж купила вечерний номер газеты и тут же пожалела об этом. «Возвращение пропавшей наследницы-невесты» – бросился ей в глаза заголовок, набранный крупными буквами. Статейка под ним была полна самыми неправдоподобными вымыслами. Там же красовалась фотография Пейдж. Видимо, какой-то ловкий репортер успел-таки щелкнуть ее, когда она выходила к такси.
Сейчас, подъехав к дому, она никого не заметила. Очевидно, газетная братия уже разошлась.
Дверь ей открыл Майлоу. Не поинтересовавшись, где она была, он только спросил:
– Ты ела? – и, услышав «да», вернулся в гостиную, где смотрел телевизор.
Пейдж последовала за ним и показала газету.
– Мне не стоило выходить, пока они торчали у ворот. Но, может быть, теперь, когда у них есть фотография, они удовлетворятся и оставят нас в покое?
– Сомневаюсь. Мне звонили из нескольких газет и предлагали заплатить за интервью.
– И что же ты им ответил?
– Что мы не продаемся.
– Ты уже ужинал? – вдруг спросила Пейдж.
– Я сделал себе омлет.
– И не подождал меня?
– Я не был уверен, что ты вернешься, – ответил Майлоу, выключая телевизоре и сразу возникло напряжение, которое уже стало привычным. Настроение у Пейдж испортилось.