Меня воспитывали агностиком, граничащим с атеистом, но есть что-то в том, как Вики пишет: «Благослови тебя Бог» – это дает мне чувство защищенности от всех ужасных вещей, которые творятся в моей голове и вне ее. Когда Вики говорит, что молится за меня, я верю ей, хоть и не думаю, что есть Бог, который обращает на нас внимание. Но мне нравится, когда она так говорит, потому что я знаю – она думает, что он там, наверху.
Конечно же, я не могу рассказать что-либо из этого маме.
— Меня не расстраивают контакты с теми людьми. И все-таки, почему ты так ненавидишь Вики? — спрашиваю я.
Кэтлин вздыхает, словно она самый уставший человек за всю историю.
— Я даже не знаю Вики, Роуз. Я просто чувствую, что ты даешь ей больше, чем она тебе. И если честно, сейчас тебе не нужно заботиться о ком-то, кроме себя.
— Роуз, ты чувствуешь, что заботишься о Вики? — спрашивает Кэрон. Мама внимательно на нее смотрит. Кэрон, к ее чести, не сводит взгляд с меня и не замечает эти убийственные лучи, которые исходят из глаз Кэтлин.
— Мы просто переписываемся о разных вещах. Она присылает мне забавные фотографии своих причесок. Разве это забота о ком-то – отправлять друг другу мейлы?
— А когда она делится личными подробностями о том, как справляется со смертью ее сына? — вмешивается мама, и это звучит ревниво и покровительственно одновременно. — Она взрослая женщина. Она не должна обременять ребенка своими чувствами под видом помощи.
— Я не ребенок, Кэтлин,— говорю я.
Я зажимаю рукой рот. Я не собиралась называть маму «Кэтлин» в лицо. Ну, как бы то ни было, намеренно не собиралась. Не могу себе представить, что это хорошо закончится.
Мамино лицо несколько раз меняет цвет, и я чувствую, что из ее ушей готов пойти пар, но она делает все возможное, чтобы не дать этому произойти. Я на самом деле чувствую себя плохо. Я сделала это не специально. Просто вырвалось.
Наверно, обидно слышать, как твой ребенок зовет тебя по имени, хотя не могу точно сказать, почему.
Но почему я должна беспокоиться о ее чувствах?
— Потому что есть такая штука, как обычная человеческая доброта, — говорит один из голосов у меня в голове.
Кэрон наблюдает за мамой, чтобы понять, хочет ли она обратить внимание на случившееся. Когда становится ясно, что мама поступает правильно с моральной точки зрения, Кэрон спрашивает:
— Роуз, тебе легко писать Вики о своих чувствах?
Мне не нравится говорить о Вики здесь, как будто вся загвоздка в ней.
—Я не задумываюсь над этим – просто пишу. Она задает вопросы, я отвечаю, а потом я задаю вопросы. Не вижу здесь ничего неправильного. Она просто печальная женщина с погибшим сыном. А я «депрессивная» девочка с погибшим папой.
Мама закрывает глаза и крутит обручальное кольцо на пальце. Потом она наконец говорит:
— Пожалуйста, не говори так о своем отце.
— Как? Он погиб, поэтому я и говорю, что он погиб. Разве мы не за этим здесь собрались – чтобы вслух проговаривать все, что хотим?
— То, как ты это говоришь, Роуз. Ты говоришь тоном, непочтительным к твоем отцу и предназначенным для того, чтобы шокировать и обидеть меня. И я знаю, зачем ты это делаешь...
— Кэтлин, — снова говорит Кэрон, с чуть большим нажимом, чем раньше.
На этот раз мама закатывает глаза, а я нахожу это довольно забавным. Похоже, ее уже тошнит от того, что Кэрон говорит ей, что она может, а что – нет. Она пристально смотрит в окно и выглядит... безнадежной.
— Почему вы все время останавливаете ее, если мы должны быть такими открытыми? — спрашиваю я Кэрон. Мама смотрит на меня.
— Иногда твоей маме сложно сохранять терпение, а это значит, что ситуация становится немного нечеткой...
— Роуз, просто скажи мне, почему для тебя так важно поддерживать этот сайт при том, что он может вызвать у тебя панику в любой момент, — перебивает мама, которой очевидно не понравилась тема, которую подняла Кэрон. Я заметила, что на лице Кэрон промелькнуло раздражение.
Я знаю, что маме и Кэрон кажется, будто я скрываю от них эту информацию, но я просто еще не нашла правильный способ сказать правду. К примеру, если я говорю: «Иногда я чувствую, что сайт – единственное, что связывает меня с папой», Кэтлин может спросить, почему она не связывает меня с ним. Я не знаю, как ответить, чтобы ее не обидеть. А еще, когда я создавала сайт, мне нравилось, что это мой способ прямой связи с папой, не через нее или кого-то еще. И когда я запустила его, и посетители начали публиковать на нем разные вещи, он стал моим любимым способом связи с папой. И я определенно не могу это сказать.
Поэтому я пришла к самому простому ответу:
— Для меня важно поддерживать сайт, потому что я узнаю о папе то, чего не знала раньше.
Мама настолько расстроена этим, что с трудом может спокойно усидеть на кушетке.
— И что же ты можешь узнать о твоем отце от людей, которые едва были с ним знакомы? — рявкает она.
Я огрызаюсь в ответ:
—Ой, не знаю даже, наверно, то, что он собирался остаться в Ираке на целый год.
Ее раздражение превращается в шок. Она качает головой, а потом говорит Кэрон:
— Видишь? Именно такую информацию Роуз не должна выдергивать из контекста.
— Кэтлин, ты исключаешь Роуз из разговора. Говори ей, не мне.
Мама несколько секунд пристально смотрит в потолок, затем поворачивается ко мне и пытается очень спокойно задать вопрос:
— Кто тебе это сказал?
— Не ты. И не он, — бормочу я. — Он говорил, что останется там всего на полгода.
—Не было времени тебе рассказать, — говорит мама, ее глаза наполняются слезами. — Он принял это решение прямо перед тем, как это случилось. Кто тебе сказал? — снова спрашивает она.
— Один из парней, с которыми он работал. Он написал, как был рад, когда папа сказал, что подписал контракт на большее время, потому что игра в шахматы с папой была одной из вещей, делающих жизнь там сносной.
Мама опять начала качать головой.
— Он чувствовал, что это стоило того в финансовом плане, Роуз. Взрослым приходится рассматривать все факторы, чтобы принять решение.
Я знаю, что мама ощущает себя виноватой, так как она приветствовала решение папы поехать служить по контракту в Ирак. А еще я знаю, что она подталкивала его к этому, потому что он потерял работу инженера, в Ираке можно было хорошо заработать, а она бесилась из-за нехватки денег на оплату обучения в колледже. Было бы хорошо и умно, и великодушно уйти от этой неприятной темы.
Но я не могу. Просто не могу. Мне нужно насыпать немного соли на рану. Точнее, схватить солонку, снять с нее крышку и вывалить всю соль на ее израненную душу.
— Он чувствовал, что это того стоило? Или ты?
Слезы, наполнявшие ее глаза, текут по щекам, она встает, одергивает свою коричневую юбку-карандаш и поправляет шелковую блузку персикового цвета. Этот комплект всегда вознаграждается комплиментами от Трейси, и она надевает его, когда ей нужна помощь, чтобы почувствовать себя лучше.
— Я беру перерыв, — говорит она Кэрон и тянется за носовым платком, лежащим на журнальном столике, который завален художественными книгами о фотографии. — Я вернусь.
Уверена, что если бы мама не была мозгоправом, Кэрон не разрешила бы ей просто выйти. Меня бы точно заставили остаться в комнате.
За мамой закрывается дверь, а я чувствую себя отвратительно. Мне действительно нужно было это говорить?
Да, Роуз, тебе действительно нужно было это говорить. Иначе ты бы это не сказала. Это очевидно.
Кэрон грустно мне улыбается и что-то быстро помечает в своем большом желтом блокноте.
— Итак, во вторник в школу, — говорит она после недолгого молчания.