Они оглянулись на него, словно не веря своим глазам.
Не дожидаясь, пока его остановят, Сэм пошел через весь дом к парадной двери и оттуда — во двор. Хозяйка «фольксвагена» стояла на дорожке, прислонясь к своей машине. Рядом ждали две маленькие упаковки фруктового сока. Ну что ж, хотя бы кто-то в чем-то не соврал.
— Гораздо лучше, чем лимонад, — сказала она.
Сэм принял от нее пакетик сока, открыл его. Ему не часто случалось встретить занятного человека.
— И зеленее.
Мередит указала кивком на крышу, где он только что стоял.
— Ну и как оно все оттуда?
Сэм покосился на нее. Нет, вроде говорит серьезно. Действительно хочет знать. И откуда она такая взялась?
— Отдаленно, — ответил он. — В особенности если ты под кайфом.
— М-хмм.
Мередит сделала несколько глотков. Она знала, что от нее ждут реакции, и не намерена была предоставлять ему таковую. Кто она, чтобы судить других? Средней руки кассирша из музейного киоска, которой делать больше нечего как таскаться по белу свету, гоняясь за привидениями.
— А вы сюда зачем? — Вопрос был задан с неподдельным интересом, что тоже случалось с Сэмом не часто.
Особой причины скрывать правду, кажется, не было. По крайней мере — часть правды.
— С пути сбилась, — сказала Мередит.
Из окна гостиной за ними наблюдали родители. Вид имели при этом дурацкий.
— Отец и мачеха, — пояснил Сэм, перехватив устремленный на них взгляд Мередит. — Сестренка — на уроке танцев. Правильный человек.
Сэм не случайно выбрал время залезть на крышу рано утром, чтобы не напугать Бланку. Она была слишком мала.
— Блин, — сказал он, увидев, что Синтия с его отцом выходят из дому. — Внимание! Дубье на подходе.
— Вам чем-нибудь помочь? — обратилась к Мередит Синтия.
— Сама не знаю. Заехала куда-то не туда, потом увидела ваш прекрасный дом, свернула посмотреть поближе — и вот разговорились.
На самом деле она доехала до центра Мэдисона, зашла в аптеку и нашла в местной телефонной книге адрес рядом с фамилией «Муди». Проезд Пересмешника. Не так уж сложно отыскать.
— А ты — марш к себе, — бросил Джон Муди сыну. — С тобой я после поговорю.
— Вы не позвоните в социальную службу? — предложил тот Мередит, лениво направляясь к дому. — Заявить о жестоком обращении с ребенком? И спасибо за сок.
— Скажите, как вам это удалось? — спросил Джон Муди у Мередит, когда Сэм скрылся за дверью.
— Свернула с Девяносто пятой, а дальше крутилась непонятно где… — начала Мередит.
— Я не о том, как вы заблудились. Как вы уговорили его спуститься вниз?
— Не знаю. Это просто мальчишество у него, — сказала Мередит.
Она смотрела на него внимательно — то же озабоченное лицо, что и тогда, в кафе на Двадцать третьей улице. Рыжей женщины нигде поблизости не было видно. Мередит бросила взгляд наверх. Никаких оконных карнизов. Только листы стекла, схваченные стальными переплетами.
— Может быть, уломаете его и ходить в воскресную школу? — сказала Синтия. — У меня, видит бог, не получается.
— Потому что орешь на него, черт возьми, с утра до вечера, — не сдержался прямо при постороннем человеке Джон.
— Если б меня в этом доме больше уважали, возможно, это бы не понадобилось.
На Синтии были шорты и хлопковая белая рубашка. Она с некоторых пор пристрастилась к теннису. От бега пришлось отказаться: начали беспокоить колени, но все же нужен был повод выбираться куда-то из дому. Она не жаждала выступить в Уимблдоне, просто хотелось урвать какие-то часы для себя, вне этого милого семейства. Пробовала уговорить остаться в качестве няни еще Джезмин — сиделку, которая ухаживала за Арлин, — но та заявила, что обязана смотреть за больными, а смотреть за приемными детьми — обязанность Синтии. Вероятно, Арлин потрудилась настроить сиделку против нее. А впрочем, кто нынче был на ее стороне?
У Синтии в последнее время сдавали нервы. Вот и сейчас она нервно крутила в руках ключи от машины.
— Слушай, мне еще Бланку успеть забрать с урока танцев и закинуть домой, а после у меня в клубе встреча с Джеки. Спасибо вам, — прибавила она, обращаясь к Мередит. — Серьезно. У вас есть подход к детям. — Она пошла садиться в белый джип, стоящий у дальнего конца самшитовой изгороди. — Бери ее к нам работать, — бросила она напоследок Джону. — Пускай ее зовут хоть Лиззи Борден [3], хоть как — мне безразлично.
— Зовут Мередит Уайс, — сообщила Джону Мередит, когда Синтия уехала.
— У нас помощницы по дому не задерживаются дольше месяца, — сказал Джон. — Сэм, знаете, — с ним так трудно. И в итоге все валится на плечи Синтии.
— Я слышу, тут где-то течет вода, — сказала Мередит. — Затопило что-нибудь?
Джон Муди повел ее вокруг дома к бассейну; с каскадного его края вода падала во второй бассейн, уровнем ниже. Мередит увидела его, встав на цыпочки. Пловцов всегда тянет к воде, и у Мередит сохранилась эта тяга. Этот зуд, пробегающий по коже.
— Я в школьные годы занималась плаваньем. — И тотчас почувствовала, что сморозила глупость. Какое дело чужому человеку до подробностей ее биографии?
— Сэм, по-моему, даже не окунулся ни разу в бассейн. Ни единого раза.
— И еще у вас есть дочка?
В воздухе кружилась мошкара, Мередит отмахнулась от нее. Она не плавала сто лет. Говорят, у пловцов есть мускульная память: брось пловца в воду, и он начнет наматывать круги от бортика до бортика. Вид бассейна вызывал у Мередит жажду, у нее прямо в горле пересохло.
— Бланка. Ей десять лет. — Джон Муди перевел свой взгляд на траву газона. — С ней как раз нет никаких трудностей.
У Джона с недавних пор возникли нелады с желудком. То ли язва — то ли, возможно, и того хуже. Идти к врачу и выяснять он не собирался. После смерти Арлин он стал бояться врачей. Самостоятельно назначил себе особый режим, исключил соль и кофеин. Синтия бросила заниматься бегом, а он — начал. Пробегал по пятнадцать километров в день. Лишь бы вырваться из дому. Не видеть день ото дня свидетельств того, что видеть не хочешь, — того, что сделал неправильно в своей жизни. Мередит, стоя рядом, ощущала, как ее обдает волной его тоски, просто сбивает с ног. Почудилось, будто на крыше дома что-то виднеется. Так, облачко. Белое трепетанье.
— А что с их матерью?
Ей хотелось спросить, Она была рыжая? Преследует вас повсюду? Появляется и исчезает у вас на глазах?
— Их мать умерла, — сказал Джон. — Рак.
— Может, пока я не села в машину, пойду взгляну, как там Сэм? Проверю, все ли в порядке?
— Разумеется! Так мило с вашей стороны. Давайте только, пока вы не уехали, я покажу вам наш дом. Он, надо сказать, пользуется большой известностью. Самое знаменитое здание в Мэдисоне.
Изнутри Стеклянный Башмак производил не меньшее впечатление, чем снаружи: повсюду свет, везде кругом зелень. На лестнице у Мередит закружилась голова. Столько стекла! Космический корабль, летящий сквозь бескрайние просторы вселенной. Банка с опытными образчиками мошек и жуков.
Джон показал ей, где комната Сэма, и Мередит, поблагодарив его, постучалась в дверь.
— Попрощаться пришла, — крикнула она, когда стало ясно, что Сэм, ожидая не ее, а отца или мачеху, не откроет.
При звуке ее голоса задвижку отодвинули. Из-за двери пахнуло дымом. Едким и смолистым.
— Войдите, — сказал Сэм.
В комнате царил кавардак. Повсюду валялась разбросанная одежда. Стены под стеклянным потолком были выкрашены в черный цвет.
— Поразительно, — глянув на потолок, сказала Мередит.
— Все комнаты наверху такие.
— Надо же! Повезло тебе.
— Глупости говорите. Ни хрена обо мне не знаете, а лезете судить. — С угрозой. С отчуждением.
Отпугнуть ее хочет?
— Я говорила про потолок, — сказала Мередит. — Потрясающая комната. А повезло ли тебе в жизни — судить не мне, поскольку я действительно тебя не знаю.
Но разве это мешает ей догадаться? Не слишком повезло. Матери нет, мачеха рвет и мечет, отец практически отсутствует, занятый тем, что то ли существует, то ли нет.
3
Женщина, отца и мачеху которой в 1892 году зарубили топором в Новой Англии, и она стала центральным персонажем в истории этого преступления.