Пока мы едем домой, я пытаюсь разгадать смысл этой оперы. Думаю, есть два способа понять ее, в зависимости от вашего взгляда на жизнь. Если вы циник и думаете, что жизнь - дерьмо, тогда смысл в том, что любви и дружбы недостаточно, время решает все, и ничто вас не спасет. А если вы оптимист и думаете, что жизнь в целом хороша, тогда смысл в том, что Мими очень повезло, и она нашла любовь до того, как умерла, ведь любовь, дружба и забота друг о друге - это все, что мы имеем в конце.
Я могу ее рассматривать с обоих точек зрения. И я вижу, что обе могут быть правильны одновременно. А это, я думаю, значит, что «Богема» - гениальная вещь.
Моменты оперы засели у меня в голове - обшарпанная, но счастливая, комната; друзья, вместе бегущие по улицам со смехом; снег, падающий на Париж; то, как рука Мими бесшумно упала с кровати на пол и дала понять, что она умерла. Я все еще слышу, как она поет ту арию, и глаза наполняются слезами. Я украдкой смотрю на маму, чтобы понять, не заметила ли она, но ее взгляд прикован к дороге, и она за миллион миль отсюда - возможно, вернулась в свое первое свидание в опере с папой.
Когда я отворачиваюсь, чтобы скрыть движение, которым я вытираю слезы, у меня появляется очень странная мысль: могу ли я играть? Могу ли петь или выступать на сцене, вызывая у людей чувства? На что это похоже - создавать кого-то другого? Становиться кем-то другим на время? Это способ узнать, кто ты есть на самом деле, или способ уйти от себя?
Моя первая мысль - позвонить Роберту и сказать, что начинаю понимать, почему он играет в театре. Вторая мысль - Роберт - уже не мой друг, каким он всегда был, и мне, возможно, стоит оставить его в покое.
Мы возвращаемся домой довольно поздно, я иду в свою комнату, залезаю в постель, но не могу заснуть. У меня в ушах до сих пор звучит опера, словно я включила проигрыватель. Бросаю попытки заснуть, встаю и открываю ноутбук, чтобы зайти в Интернет и узнать, когда будут следующие актерские прослушивания в Юнион. Компьютер загружается, и на нем оказывается папин мемориальный сайт - должно быть, я забыла закрыть его в последний раз, когда над ним работала.
Сайт еще не работает, потому что я до сих пор не попросила маму купить мне доменное имя. Вообще, это не совсем правда - сайт еще не работает, потому что я не попросила маму, потому что я так и не выбрала фото. Мой курсор подплывает к папке с фотографиями, колеблется около секунды, а потом я нажимаю на нее. Папка открывается, и я выбираю «слайдшоу». Появляется папа с широкой улыбкой, глаза скрыты солнечными очками-авиаторами, которые слишком круто на нем смотрелись, чтобы их снимать. Это фото исчезает и сменяется другим - он на заднем дворе, вспотевший, копает яму для саженца, который стоит рядом в ведре. Фото исчезает и сменяется еще одним, и еще одним.
Не помню, что я видела последнюю фотографию в слайдшоу, хотя помню, как ее делала. В тот день, когда он уехал. Он стоит около машины, которая ждет, чтобы отвезти его в аэропорт, с сумками у ног, и он наклонился, притягивая к себе маму и обнимая ее. Ее лица не видно, но видно его, и он не улыбается.
Неудивительно, что мама чувствует себя виноватой. Под храбрым выражением лица папы скрывается печаль и беспокойство. И страх.
Я перетаскиваю фотографию в пустое место на шаблоне, заменяя веселое фото, где он угрожающе смотрит из-за кофейной кружки, и увеличиваю ее. На более крупном изображении я вижу, что мама бежит к нему, бежит в его объятия. То, как она вытягивает руки, заставляет меня думать, что она собирается не просто обнять его, а удержать навсегда, прекратить план, который уже приведен в действие, и увести его обратно в дом, чтобы он посадил больше деревьев во дворе и пил больше кофе по утрам.
В первый раз после смерти папы я задумываюсь, почему мы с Питером никогда не говорили родителям, что их план кажется нам плохим.
Делает ли это нас ответственными за то, что произошло?
Просто чтобы узнать, как это будет выглядеть, я печатаю в пустом прямоугольнике под фотографией: «Папа отправляется в Ирак».
И стираю в тот же момент, когда закончила печатать.
Курсор продолжает мигать, ожидая от меня другой подписи. Но, по правде говоря, другой подписи для этого фото нет.
Я закрываю ноутбук и ложусь в кровать, усталость берет верх надо мной, и я говорю себе, что время есть, не нужно спешить запустить сайт, я не должна доделывать его прямо сейчас. Позже я вижу во сне красивую квартиру в Париже, где мы с мамой и братом смеемся, едим вкуснейшую еду и отпиваем шампанское из хрустальных бокалов, а папа лежит на кровати в углу с закрытыми глазами, а его рука бесшумно соскальзывает на пол.
освобождаться (глагол): отпускать
(см. также: разрывать отношения)
Глава 20
Тренер Морли все еще пытается заставить меня признаться, что Регина - преследователь с лаком для ногтей, но я не хочу. Если я расскажу тренеру Морли, она расскажет миссис Чен. И я поняла, что эта информация для меня полезнее, если я держу ее при себе. Регина знает, что я больше ее не боюсь, и теперь я могу устроить ей большие проблемы, когда захочу.
Когда я валялась дома в постели и болела, повтор «Сплетницы» научил меня одному или двум способам, как удержать что-то вне понимания другого человека. Информация - это власть, и я хочу держаться за нее так долго, как только смогу.
С тех пор, как я вернулась в школу, меня поддерживают три вещи: мое небольшое преимущество перед Региной, музыка из «Богемы», которая постоянно крутится в голове, и художественный кружок. Я хотела выбрать искусство в качестве факультатива на второе полугодие, но так сделали абсолютно все в этом мире, и я передумала. Поэтому, когда я вернулась в школу, я решила попробовать записаться во внеклассный художественный кружок.
Я думала о прослушивании для вокального кружка, но прослушивания для хора и группы, а капелла прошли несколько недель назад. Ну и отлично - я еще не вполне готова узнать, умею ли я петь. Это может стать крахом для меня - узнать, что не умею. Поэтому я пока лучше буду воображать, что умею, периодически представляя себя поющей в роли Мими и чувствуя себя глупо, но и возбужденно, словно мне теперь есть что предвкушать.
Посещение того, что кончается на «кружок» и проходит после школы, гарантирует тебе ярлык отсталого, но, к счастью, никого больше не волнуют мои ярлыки. На время я, вроде бы, стала крутой из-за видео на YouTube, но когда пошел слух, что Ричи Гамильтона арестовали в городском клубе, и он, возможно, лишился своей футбольной стипендии в штате Огайо, я вновь погрузилась во мрак неизвестности.
Во мраке есть какой-то комфорт. Это приятное облегчение - пытаться пролезть в мир, в который не имеешь права пролезать.
В художествах я ужасна. Я не умею чертить, не умею рисовать, не умею лепить. Но мне это нравится. И я обожаю художественную мастерскую. Она напоминает мне начальную школу, с работами учеников, развешанными на стенах. Мисс Ботеро, преподаватель, вешает работы ребят рядом с картинами известных художников. Если чей-то рисунок напоминает ей определенную картину Пикассо, она находит постер с этой картиной и помещает рядом с рисунком. И в девяти случаях из десяти я могу ясно увидеть, почему она подумала, что эти два изображения должны быть рядом.
Пребывание рядом со всем этим искусством и рядом с ней успокаивает мой мозг. Пока дверь в мастерскую не открывается и не входит Джейми.
Мисс Ботеро поднимает голову и приветствует Джейми так, словно она каждый день его здесь видит, что не может быть правдой, потому что я понятия не имела, что он ходит в художественный кружок. Но я помню тот день в начале года, на уроке самоподготовки, когда он рисовал дом. Джейми - по-настоящему хороший художник, не то, что я. Именно поэтому, когда он хватает свои вещи с полки в конце комнаты и садится прямо рядом со мной, я чувствую себя немного испуганно, если не считать всего остального, что я чувствую, когда нахожусь рядом с Джейми.