Я хорошо знаю эту дорогу: мы, мои родители и трое их детей, часто гуляли в воскресные дни по этой дороге, шли сверху вниз, что значит “шли”? Перепрыгивая со шпалы на шпалу, выскакивали из деревни в лес, а оттуда вниз к развалинам у реки, к родительскому, то бишь материнскому дому отца.
Однако именно этот человек, с детства обязанный членам общины и прихода — и вообще всем! — способный ученик, закончивший гимназию с отличием, поставил крест на весьма вероятной блестящей карьере, отказался от настоятельно рекомендованной покровителями офицерской специальности, позднее был призван на военную службу как простой резервист и переведен с гор к морю.
Оказавшись в плену, вместе со всей командой минного тральщика, действовавшего на Черном море, мой отец в итоге очутился на Крымском полуострове, неподалеку от Севастополя, научился читать в оригинале Гоголя, Горького и Достоевского и как переводчик стал настолько незаменим, что домой вернулся позже других, через много лет после войны. Я знаю, порой он уже подумывал остаться в Крыму навсегда, знаю и то, что сам с собой он неизменно говорил по-русски. Иногда я подслушивал эти разговоры, схоронившись в чулане за большой бельевой корзиной, и думал тогда, что этот непонятный, загадочный речитатив у взрослых вроде тайного языка и с годами достается каждому, как борода, седые волосы или лысина, — знак зрелости.
Мне вспоминается примечательная фраза, ответ на мой вопрос, почему он отказался от карьеры, отказался после всех гимназических успехов, после всех упорных стараний. И отец, человек уступчивый, неизменно стремившийся к согласию и добрым отношениям, но, несмотря ни на что, в конце концов погрузившийся в меланхолию, ответил: Я никем не хотел быть в этом государстве, никем не хотел стать среди этих людей.
Нет, мой отец, один из двух внебрачных детей толстухи, которая так и не вышла замуж, всю жизнь страдала от одиночества и рассталась со своими телесами, работая в кухонном цехе легочного санатория, отнюдь не был героем. Но, может статься, его решения оказалось достаточно, может статься, этого в самом деле достаточно и будет достаточно на все покуда оставшееся нам время, ведь это решение свидетельствует: в авторитарных, варварских обществах были люди, не желавшие безоговорочно кем-то стать, любой ценой занять какую-то должность, что-то из себя представлять. А тот, кто не хочет блистать средь варварства, содействует если и не спасению, то, по крайней мере, крохотному, легкому как пушинка улучшению, совершенствованию мира.{23}