Но только он что-то ломал, откуда-то поступал непонятный газ и начинал его душить. За парой минут мучительных попыток вдохнуть чистого воздуха всегда следовало беспамятство. Как только он просыпался — плиты вокруг вновь оказывались безупречными, а на месте сломанного туалета появлялся новый. На заработанных ранах и ушибах — мази и бинты или пластыри.
Видя их, Тайлер всегда фыркал. Если врачам хотелось о нём заботиться — могли бы снять с рук кандалы. Они держались на длинных, но очень тяжёлых железных цепях и были прикреплены к углу. Но каждый день казалось, что местоположение того угла менялось.
Наручники скрывали почти четверть предплечий и жутко натирали. Иногда Тайлер думал, что лучше бы ему просто ампутировали конечности — ведь не мог стерпеть зуд. Он был бы согласен на что угодно, только не мучить себя кандалами.
Перевоплотиться в хайда он не мог, как бы ни желал сего. Всякая попытка стать сильным монстром, способным разнести свою пыточную камеру, оборачивалась лишь болью в голове. Его безжалостно накачивали какими-то препаратами через еду. Он уже пробовал не есть… но тогда его отравляли газом, заставляя мучиться без возможности вдохнуть и выдохнуть, а просыпался он обессиленный и едва способный вспомнить своё имя.
Конечно, иногда его выводили наружу. Но обычно лишь в душ, и он этого не помнил. Эти людишки его так боялись, что сначала лишали чувств. Только единожды он почти очнулся, когда его, как какого-то недееспособного человека, купали другие люди. И даже тогда тело было заковано в цепи. Но в тот раз он почти сразу заснул дальше.
Дни же, когда ему разрешали выйти проветриться, он мог пересчитать по пальцам. Их было всего девять. В те моменты его вновь отравляли неким сильным седативным препаратом. Потом заковывали во всевозможные цепи, завязывали глаза и катили на носилках в неизвестность. Когда с глаз срывали повязку — он видел маленький двор, огороженный пятиметровым, если не больше, забором. И оставляли в одиночестве навёрстывать круги на свежем воздухе.
Немного чаще у него были сеансы с психологом. Его приковывали к какому-то статичному стулу в камере с железными прутьями, и по ту сторону с ним беседовали всегда разные психологи. А может, то был и один человек… после длительного заточения он уже не знал, чему доверять. Ведь он начинал по-настоящему сходить с ума.
И всякие книги или другие предметы, чтоб скоротать время, которые периодически появлялись на полу — никак не способствовали улучшению ментального здоровья. Единственное, чего ему хотелось — разрывать эти книги на части, метать карандаши, как дротики, в стену или задушить себя нитками.
А во всём была виновата лишь кучка изгоев-подростков и его собственный предатель-отец. Из-за них Тайлер оказался в этом аду, где медленно и мучительно умирал.
Сильнее всего он злился на Уэнсдей Аддамс. Он её ненавидел. Из-за неё все планы пошли под откос. Одно глупое видение, когда он попробовал коснуться её холодной и привлекательной руки — и она отшатнулась и уже через мгновение бежала прочь от него. А могла бы принять его таким, какой он есть. У них был бы шанс. Помогла бы добровольно воскресить Крекстоуна, и они бы скрылись где-нибудь. Но она, глупая девочка, выбрала иное.
И Тайлеру хотелось ей отомстить. Хотелось, чтоб она страдала так же, как и он. А лучше — больше. Уэнсдей не меньше него заслуживала сидеть в заточении и сходить с ума в окружении мягких белых стен. Это маленькое хмурое создание кинуло пираний в бассейн со множеством учеников. И он был уверен, что она способна на убийство. А может, ей уже доводилось лишать кого-то жизни. Единственное — она не обращалась в хайда.
Одним утром, а может, днём, дверь, как обычно, открылась. Но ему не оставили еды и не напали. А зашёл мужчина в капюшоне и медицинской маске, натянутой по самые глаза. И поверх ещё затемнённые очки, как у какого-то вампира.
Тайлер нахмурился — что ему вновь проклятая жизнь уготовила?
Но, как оказалось, ему предоставили билет обратно в мир.
— Тайлер Галпин, есть предложение.
Он промолчал в ответ — ведь уже почти забыл, как говорить. Да и ему просто не хотелось.
— Всего одно одолжение — и ты будешь свободен.
Пришлось поднять заинтересованный взгляд.
— Я тебя освобожу. А взамен ты расправишься с Уэнсдей Аддамс. Она всем мешает.
Тайлер не стал отвечать, но впервые за долгое время улыбнулся. Он с радостью принёс бы к ней правосудие и просто так.
***
Ещё не рассвело, а он уже стоял у запертого на ночь полицейского участка. Там, конечно, кто-то дежурил, но это было скорее формальностью — дежурный спал на рабочем месте. Конечно, спал не по своей воле. Пара капель снотворного в кофе обезвредили мешающего полицейского.
Пока всё было в точности, как ему сказали — значит, всё готово. Надо только выкрасть Уэнсдей Аддамс. Камеры уже поломаны, полицейский и под крики не проснулся бы, а в кармане лежали безупречные дубликаты ключей.
— Время пришло, Уэнсдей… — прошептал он и бесстрашно проник в участок через главный вход.
Ключи действительно подошли. Как же всё просто…
Он быстро добрался до камер. Там была всего одна заключённая — она спала на койке в каком-то новом чёрном платье, с идеальными, как всегда, косичками и, несмотря на сон, напряжённым бледным лицом. На тонкой шее — длинная полоса пластыря.
Какой беззащитной она тогда была, и как мирно в тот момент вздымалась её грудь, как для той, кто сломала его жизнь. Но Тайлер не купился на этот облик — у него была задача. Украсть девчонку, а дальше до самого кровавого полнолуния делать с ней всё, что угодно. Только не давать ей умереть раньше времени.
Его таинственным спасителям нужно было всего две вещички. И обе требовалось принести им сразу после её смерти. Иначе они могли испортиться.
Тайлер заранее знал, что ключа от камеры не имел. Но это не проблема… его спасители научили принимать форму хайда лишь частично. Выплеск гнева — и он обращался наполовину. Силы хватило бы, чтоб выломать какую-то дверь.
Перевоплощаться было одновременно и больно, и приятно — словно делали болезненный, но приносящий облегчение массаж.
Всего одно движение, и у него всё получилось — с оглушительным грохотом дверь отворилась. Конечно, такая личность, как Уэнсдей, всё услышала: она резко присела, и её зрачки странно блеснули.
— Кошмары — это увлекательно, но без твоего участия, — сказала безэмоционально она и почему-то потянулась к ботинку.
Он уже бросился к ней, предугадывая, что она что-то прятала там, но рефлексы подвели — не успел. Она достала маленький ножик, и он скользнул по его руке, разрезав вену.
Терпеть такое отношение Тайлер не стал — по телу вновь разлилось ощущение перевоплощения, и он её ударил лапой наотмашь.
Она упала на пол, и из её плеча брызнула кровь. Кажется, она почти вскрикнула, но прикусила губу, вскочила на ноги и вновь размахнулась своим ножом — и на этот раз за её якобы грозным выпадом он скользнул по правому нижнему ребру.
И всё же он был куда сильнее. Один удар ногой — и она упала на бок, хватаясь за колени. Следующий удар ногой, уже ей в живот — Уэнсдей сжалась клубком. Ещё один удар, уже по спине, но рукой — лоскуты платья упали на пол, а из новообразованных дыр выглядывали кровоточащие раны.
Но Уэнсдей не сдавалась и вновь постаралась вступить с ним в схватку. Но лишь больше потрепала себе одежду и тело, а удар по голове наконец лишил её сознания.
— Какая же ты неугомонная, — произнёс он спящей Уэнсдей и закинул её безвольное тельце себе на плечо.
И покинул участок так же, как и проник — через главный вход.
***
В доме Гейтсов он ощущал себя почти как дома. Даже в подвале. Даже с такой необычной пленницей, что уже много часов лежала рядом с ним и весьма часто приходила в сознание. Приходилось её избивать. Иногда так, что она скрючивалась, содрогаясь и издавая сдавленные стоны. А он мог наслаждаться ощущением своей победы.