Выбрать главу

Меньше, чем с ним, он беседовал только с Уэнсдей. После воскрешения девочка отправилась обратно в больницу, залечивать раны. Свиделись они лишь раз, на похоронах. Но она стояла в отдалении ото всех, а после и вовсе исчезла. Ксавье пытался её найти и поговорить, но так и не нашёл. Ему лишь пришло краткое СМС, которое он уже выучил наизусть — ведь после него Уэнсдей ни разу не зашла в сеть. «Здравствуй, Ксавье. Мне честно жаль твою сестру, она умерла вместо меня, поэтому я не знаю, что об этом думать. Обычно люди говорят, что соболезнуют. Думаю, мне тоже стоит. Соболезную», — гласило то послание.

Никто и ничего об Уэнсдей не знал. Лишь удалось найти её младшего брата в соцсетях. И хотя мальчишка ответил не на первый день, Ксавье дождался вразумительного ответа: «Привет, Ксавье Торп. Она не выходит из своей комнаты. Она даже не пыталась меня убить ни разу. Это не похоже на неё. Я один раз залез к ней на окно и увидел, что она просто писала роман», — кажется, у Аддамсов в крови длинная и сложная речь.

Громко вздохнув, Ксавье прокашлялся, привлекая внимание сильно постаревшего отца. Тот уже давно не брился, и его борода вновь стала косматой и неухоженной, а удлинившиеся волосы вились над ушами. Под глазами пролегли болезненные круги, а лоб усеяли морщины. Винсент оторвал взгляд от своей тарелки и с какой-то необычной тревогой взглянул на сына.

— Папа, мы можем поговорить?

— О чём конкретно?

— Обо всём, — вздохнул Ксавье и откинулся на спинку стула. — Я хочу наконец понять, на чьей ты стороне.

— На своей. Я никогда не поддерживал «Песню утра» и ни в коем случае не поддерживаю твою маму. Я не знал, кто и к чему был причастен. Хотя, признаться, когда у твоей сестры начались ложные видения, я подумал на Патрисию и пребывал в недоумении. Я поэтому и позвал Сольейт к себе, думал, что защищу. А про Гидеона… я не знал, что он её брат. Я знал, что у Патрисии был брат, но она ничего о нём не рассказывала.

— Ты знал, что мама — кицунэ, да?

— Да.

— Ты женился на ней по расчёту? Хотел, чтоб дети получились особо сильными и смогли обрести особые силы даже без Кристофера Торпа?

Отец склонил голову.

— Ксавье, я её реально любил. Я о возможных перспективах подумал уже потом… и под воздействием твоей матери.

— Хочешь спихнуть всю вину на неё?

— Нет, но когда я женился, я был молод и глуп. Но амбициозен… однако я никогда не верил в легенду о Кристофере Торпе. А твоя мама ей горела. Но это было давно. Ещё до того, как она увидела, как ты оживляешь рисунки. Мне показалось, тогда она и забыла об этой легенде, ведь зачем — у нас и так сильный сын.

— Мне казалось, ты верил в Идеального Брата.

— Я хотел верить.

— Ты знаешь, почему мама возвращалась в Европу постоянно?

— Можешь не верить, но она сбегала ради твоего благополучия. Она ведь видела будущее, прошлое и даже мысли. Она лишалась этого проклятия только тогда, когда была очень пьяна. Именно тогда, когда она была пьяна, мы смогли зачать тебя и Сольейт.

— Что она делала в Европе? — повторил Ксавье.

— По Альпам лазила. Ездила и в Азию. Там в Гималаях сидела. Твоя мама горела горами всегда. Это правда. А что она там могла делать помимо — я не знаю. Но, значит, она где-то нашла информацию, как можно вернуть Идеального Брата.

— Её сейчас ещё не нашли? Или место, где спрятаны части тел погибших? — после того, как мама сбежала в день смерти Сольейт, она исчезла. Её не могли найти нигде, хотя к поискам подключили даже европейских родственников.

— Всё глухо, — отозвался нехотя отец и опустошил бокал с шампанским.

— Когда ты поверил в легенду об Идеальном Брате?

— Тогда, когда впервые увидел Вещь. На тех похоронах, где ты чуть не сгорел заживо. Тогда у меня и было первое видение про твоё будущее с Уэнсдей Аддамс.

— Значит, ты эти видения не выдумал?

— Конечно, нет. Но всё хорошо складывалось. И твоя экстрасенсорная связь с ней, и вдобавок возвращение Кристофера Торпа в семью.

— А как ты собирался Кристофера вернуть? Так же, как мама, стал бы убивать людей?

— Нет, — отец взглянул на Ксавье люто, словно его оскорбили до глубины души. — Мне и руки достаточно. Тело — это лишь бонус.

— Ты всё ещё хочешь, чтоб я женился на Уэнсдей?

— После смерти дочери — мне всё равно. Ксавье, можешь поступать так, как хочешь, — безрадостно хмыкнул Винсент.

На откровение отца удалось лишь кивнуть. Конечно, последнее время Ксавье сидел на успокоительных препаратах. Без них не получалось даже думать — всё превращалось в кошмары. Особые мистические связи, похищения, ранения, предательства, воскрешения, смерть сестры…

— Что насчёт твоих видений о ребёнке? Видения Аддамсов касались их ребёнка, как оказалось.

— Я больше не вижу того монстра.

— Думаешь, ты видел то чудовище, что появилось бы, если бы Тайлер, — Ксавье глубоко вдохнул, — изнасиловал Уэнсдей?

Иногда от кошмаров Ксавье не могли спасти даже успокоительные. Некоторыми ночами ему снилось вновь и вновь, как воскресший Тайлер движется к Уэнсдей, но Энид не приходит на подмогу. И, без возможности помочь девушке, Ксавье просто, рыдая, наблюдал, как её насилуют. Один раз после пробуждения его вырвало.

Отец ничего не ответил вслух, но кивнул.

— Зачем ты на самом деле закрыл «Белладонну»? — созрел новый вопрос в голове.

— Причина банальная. Я запретил её деятельность, так как думал, что к убийствам могут быть причастны студенты. А тайная библиотека — отличное место для обсуждения убийств. Как видишь, я частично был прав. И оказалось, что Йоко Танака причастна к убийствам.

— Только поэтому?

— Мне не нравилась «элита» вашей школы, и я не хотел, чтоб ты с ними проводил много времени. Хотел, чтоб ты проводил всё время с Уэнсдей Аддамс.

— Когда школу откроют вновь?

— Если убийств не будет — через месяц.

— Ты останешься директором?

— Мне понравилась эта должность. Но, думаю, только до конца этого семестра.

— Хорошо, — возможно, и не так плохо, когда родитель исполнял роль директора Невермора. Особенно, если всего на семестр. — Последний вопрос… ты меня любишь, папа? — осознав, что главные вопросы иссякли — об остальном отец и сам не знал, — поинтересовался Ксавье, вспомнив, как Винсент спас его от гибели.

В глазах родителя что-то изумлённо заблестело, и он кивнул.

— Может, я не лучший отец в мире, но я тебя люблю. Всем своим проклятым сердцем, — один уголок губы Винсента Торпа дрогнул.

— Спасибо, — Ксавье искренне улыбнулся.

К счастью, успокоительные не притупляли чувства счастья и радости. Слышать от отца о любви — оказалось невероятно приятно, до дрожи. Оказывается, для чувства радости и удовлетворения хватало всего лишь добрых слов от родителя.

Неожиданно воцарившуюся идиллию нарушил некстати подоспевший дворецкий. Эдвард Мартин — рыжий жилистый мужчина в круглых очках, — служил их семье с подросткового возраста и был ровесником отца. Обычно его приходы радовали — дворецкий умел шутить и пробуждать приятные чувства в душе. Но сейчас Ксавье с радостью его прогнал бы куда-то.

— Мистер Торп, — обратился он, удивительно, не к отцу, — вам письмо, — и он протянул обычный бумажный конверт.

Изумившись, Ксавье принял письмо.

— Спасибо, — кивнул он дворецкому.

Отправителем оказалась Ричи Сантьяго. Ещё больше удивившись — Ксавье думал, никто, кроме Аддамсов и всяких государственных служб, письма не рассылает, — он вскрыл конверт. В нём прятался лист с распечатанным мелким шрифтом текстом.

«Ксавье Торп,

Это пишет Ричи Сантьяго. Твоя подруга-сирена, Давина Коллинз{?}[не помню, чтоб её фамилия хоть кем-то упоминалась в сериале, так что будет так], согласилась помочь нам вытянуть показания из сектантов. Но поставила условие, что я разошлю письма с информацией Аддамс, Синклер, Петрополусу и Торпу. Поэтому держи полную историю, созданную на основе их признаний.

Общину «Песня утра» создал кицунэ, Гидеон Миллер. Оказалось, он выходец из Франции, чьё настоящее имя Гидеон Ришар. Его с детства интересовала философия гедонизма, которую он не разделял со своей семьёй. Многие годы он путешествовал, и так доподлинно и не известно, чем он занимался. Но он коротко признался, что нашёл в Тибете информацию о том, как создать существо, способное изменить мир. Но тогда это его не заинтересовало и он вернулся домой, хотел создать общество, где мог бы проповедовать. Но его идеи никого не интересовали.