— Уэнсдей, мы тебя любим! Даже когда ты пытаешься отрубить мне руку и создать Вещь номер два. И особенно, когда ты учила меня жизни, например, как когда в зоопарке перебросила меня в вольер к аллигаторам, — с переднего сиденья крикнул брат.
Невольно руки дрогнули. Проклятая слабость, невыносимые проявления эмоций. Откуда они взялись и зачем?.. Это обжигало, и обжигало неприятно. Но за болезненными ожогами скрывалось что-то почти такое же приятное, как удары током и мучения обидчиков её младшего брата.
— Возможно, вы и правы, — холодно отозвалась Уэнсдей, никак не отвечая на объятия родителей. — Может, я и вправду смогла… смогла…
— Не надо это говорить вслух, если не хочешь, дорогая. Мы не заставляем, — Уэнсдей тотчас распахнула глаза и обернулась к маме.
— Это звучит логично, — до пресловутого «спасибо» снизойти не удалось.
— О, Невермор! — закричал Пагсли.
Автомобиль проехал через мрачные врата школы и устремился по её территории. Оказалось, приехало уже много студентов — по тёмному из-за туч двору сновали десятки взбудораженных подростков, и многие уже даже переоделись в школьную форму.
Когда они припарковались, Уэнсдей вылезла из машины первой, критично вдохнув неверморский аромат. Было в нём что-то притягательное. В любое время года в школе пахло осенью, немного гнилью, манящими ароматами смертельных растений и ядов, а также горящими поленьями.
Она оглянулась — и получила очередное подтверждение, что у жизни даже для неё слишком жестокое чувство юмора: первым, кто попался ей на глаза, оказался Ксавье Торп. Парень в спортивной одежде и наушниках, держа идеально ровную осанку и подняв гордо голову, пробегал по тропе у парковки. Его пропитанные потом волосы были стянуты в очередном небрежном пучке, влажное лицо слегка покраснело. И, конечно, даже занятый спортом, он не мог не обратить внимания на неё.
Ксавье остановился, снял наушники и расплылся в проклятой искренней улыбке, которая почти могла заставить Уэнсдей улыбнуться в ответ.
— Я… Я рад тебя видеть, Уэнсдей Аддамс, — он, краснея, подошёл к ней. — О, здравствуйте, мистер и миссис Аддамс. И тебе привет, Пагсли, — поздоровался парень.
По телу прошлось приятное жжение, и стоило признать — куда более, нежели от разряда тока. Чтоб не вытворить какую-то низкую глупость, Уэнсдей прикусила нижнюю губу почти до крови.
— Здравствуй, Ксавье, — её родители улыбнулись.
Уэнсдей не могла сказать ни слова. Хотя ощущала на себе пронзительные взгляды всех — даже Ларча, который остался в автомобиле, — и понимала, что они все ожидают от неё каких-то действий. И Ксавье, конечно же, разочаровался быстрее всех:
— Ладно, я не буду мешать заселению, — он дрогнул уголком губ и почти успел развернуться.
— Говорят, действия могут сказать больше, чем слова, — парень изумлённо вскинул брови.
Уэнсдей знала, что возненавидит себя за это. Но неразумная сила, названная гормонами, взяла бразды правления над её телом вместо разума. И тело, жалкая марионетка, их слушалось.
Один неловкий шаг, за ним второй. И она уже стояла в паре сантиметров от Ксавье, подняв взгляд к его лицу, что, оказалось, находилось весьма далеко над её. Она уже и забыла, насколько человек, из-за которого воскресло чёрное сердечко, высокий. Но с этого ракурса получалось рассмотреть его ещё больше покрасневшее лицо и каждую детальку на нём. От задумчиво-печальных серо-зелёных глаз, в которых если и скрывалась хитрость, то только положительная, до линии острых скул, очерченных впалыми щеками, и до дрожащих в улыбке губ.
Уэнсдей приподнялась на носках максимально, и парень, верно угадав её намерения, склонил к ней голову. Сердце почему-то застучало в голове. Но противиться неизвестной силе не удалось.
Её губы соприкоснулись с его губами на глазах у всей семьи. И сразу Уэнсдей отошла на несколько шагов, на одном дыхании выпалив:
— Пойдёшь со мной на вороний бал?
Парень сглотнул, но его губы растянулись в улыбке шире, чем обычно.
— Конечно, — согласился Ксавье. Кажется, где-то сзади от восторга ахнула мама.
***
Уэнсдей сбежала от семьи и Ксавье в свою комнату. За ней проследовал только Ларч, что нёс её багаж, и Вещь на его плече. Все остальные благоразумно оставили её в покое. И Ларч, как только поставил чемоданы, поспешно удалился. Остался только Вещь. Это наглое создание, раньше носившее имя Кристофера Торпа, позволило себе бросить насмешливый комментарий, но, услышав угрозу скорой мучительной гибели, скрылось где-то в половине комнаты Энид. В той уже царил привычный радужный переполох, но сама соседка отсутствовала где-то. И хорошо.
Она давно не видела подругу, но после того поцелуя на людях… Уэнсдей требовалось одиночество. Долгое. Особый вороний бал, по причине начала учёбы вновь, назначили на завтра.
Не распаковав вещи, она села на свою постель и смотрела в стену, пытаясь разобраться, что происходило в её душе, но ответ так и не пришёл.
Вместо него в комнату с визгами ворвалась Энид, ослепив ярким свитером и юбкой:
— Уэнсди! — завопила она и, явно не терпя возражений, кинулась к ней на кровать и стала душить объятиями.
— Предпочту другой вид смерти… — захрипела Уэнсдей, застыв — подсознание блокировало все попытки выбраться из хватких объятий.
Рывком Энид отстранилась, но вцепилась руками в её плечи и состроила неопределённую, кажется, раздражённую гримасу.
— Никаких разговоров о смерти в этой комнате, ты меня поняла?.. — прошипела подруга, возможно, почти готовая для доходчивости разрезать когтями плоть Уэнсдей на плечах. Но всего секунда — и Энид вновь лучезарно улыбнулась, скользнув к своей половине комнаты. — Лучше посмотри на моё платье на бал, — она достала из шкафа короткое жёлтое недоразумение, сплошь покрытое какими-то мелкими нитками, наслаивающимися друг на друга.
— Никаких разговоров о смерти, значит? — Уэнсдей склонила голову.
Энид возмущённо прижала платье к груди.
— Рекомендуемый цвет этого бала — жёлтый. Тема бала же — открытие школы и, соответственно, открытие путей в солнечное будущее. Хотя я понимаю, что на самом деле это связано с Сольейт, я не тупая.
— У меня тоже есть жёлтый элемент, — бросила Уэнсдей, отвернувшись.
— У тебя?!
— Можешь не верить, — почему-то уголок губы дрогнул.
— Я верю, — Энид присела рядом с ней и одарила лучезарной улыбкой.
А Уэнсдей, не желая показывать подруге своё жёлтое приобретение, вспомнила о том, ради чего жила последние недели. И из-за чего, помимо самокопаний, не желала выходить ни с кем на контакт.
— Передай через Аякса Ксавье вот это, — она подошла к чемоданам и достала самый маленький из них. Маленький, но тяжёлый портфель, обитый чёрной кожей.
— Что в нём?
— Подарок.
Энид надула губы, но больше вопросов задавать не стала.
***
Больше Уэнсдей ни с кем не разговаривала до обеда следующего дня. Даже с Вещью. Впрочем, никто не навязывался. И она могла спокойно думать о том, как одеться на бал. У неё осталось платье с прошлого бала, но она в упор не понимала, как объединить его с жёлтым длинным шарфом, что она не так давно втайне ото всех купила, увидев на витрине какого-то глупого магазина с женской одеждой.
Положение спас огромный чёрный свёрток, который ей принесла Энид. К нитке, удерживающей на месте внутренности посылки, оказался прикреплён свёрнутый трубочкой листок. Любопытно.
— Аякс сказал, что Ксавье сказал, что это тебе, — залепетала Энид, дрожащими руками протягивая ей свёрток. — Думаю, Ксавье твой подарок понравился, — и подруга подмигнула.
Кажется, подругу содержимое интересовало больше, нежели Уэнсдей.
— Можешь сама вскрыть это.
— Правда?! — это был риторический вопрос: Энид, не дожидаясь никакого отклика, разорвала нитку и вскрыла обёртку.