От близости отвердевшего паха парня Уэнсдей поняла, что между ног всё стало ещё горячее. А ещё влажно.
Руки, двигаемые инстинктами, скользнули к краям футболки парня, безуспешно пытаясь её с него снять.
— Я сам, — прервал её Ксавье, присел и быстро отправил кофту прочь.
— У тебя гармоничное тело, — заметила Уэнсдей, разглядывая обнажённый торс.
— А у тебя — прекрасное, — он улыбнулся, прежде чем упал лицом прямиком ей в грудь. По телу прошла дрожь, напрягая каждую мышцу. — Правда, эта чёрная штучка лишняя, — он усмехнулся и завёл руки ей под спину.
Но не справился с застёжкой.
— Я сама, — и одним простым движением бюстгальтер расстегнулся и улетел прочь.
— И как в этом мире родилось что-то настолько эстетически прекрасное? — спросил с придыханием Ксавье и стал припадать губами к её груди, жадно посасывая кожу, слизав всю кровь с груди и скользя всё ниже.
Уэнсдей просто обнимала его. Не давила на приятную кожу плеч, не пыталась её разрезать ногтями… руки спокойно лежали на нём, поглаживая и иногда вне своей воли сжимаясь от дрожи.
Но вскоре обнимать его стало невозможно: губы партнёра спускались всё ниже, оставляя за собой дорожки полыхающих буйным огнём участков кожи. Но когда резинка белья опустилась, обнажив выпирающее бедро, Уэнсдей содрогнулась и поймала парня за затылок.
— Давай без этого, — у неё и так проклятая человеческая плоть уже изнывала.
— Как хочешь, — он присел, выставив руки в примирительном жесте.
Она тоже присела и поспешила присосаться губами к его шее, прямо как тогда, во сне. Ксавье восторженно замычал.
Стараясь продлить ему удовольствие подольше, она не отстранялась от пылающей кожи и от неожиданности отпрянула, ощутив его руку у себя под бельём.
— Могу убрать, — тут же выпалил он.
— Не надо, — Уэнсдей положила голову ему на плечо, крепко обняла его и прикусила губу, когда один палец вошёл в неё.
Она знала, что другие девушки и парни стонут. Но ей не хотелось… можно ведь просто молчать… но зубы давили на плоть всё сильнее, прокусив новую ранку. И всё же она молчала.
Даже когда проник второй палец и всё вспыхивало, как канистры с бензином. Но молчать стало невыносимо… и она вцепилась зубами в кожу Ксавье, пытаясь совладать с собой.
— Ты можешь не сдерживаться, — хохотнул парень.
И она послушалась: отпустив его прокусанное до крови плечо, издала сдавленный стон. Унизительный звук… и Ксавье, словно подтверждая это, толкнул её обратно на простыни, вынул руку и рывками стянул с неё трусы.
Уэнсдей закрыла глаза. Она никогда не думала, что тело способно так приятно гореть…
Где-то, казалось, вдалеке разорвалась упаковка от презерватива.
— У тебя уже бывал секс раньше? — спросила она тихо.
— Да, — кивнул Ксавье. — Три раза с Бьянкой, если это важная для тебя информация.
Что ж, он хотя бы честный.
Уэнсдей содрогнулась, когда он в неё вошёл. Мышцы, словно их ужалили, сократились по всему телу, и она против воли прижалась к груди Ксавье, тихо вскрикнув. Но ей сразу понравилось это ощущение. Всё-таки другие люди его ценили не просто так. Низ живота приятно разрывало на части, и хотелось, чтоб это не прекращалось.
— Тебе не больно?
— Не задавай глупых вопросов, — ответила она, с недовольством отметив, что каждое слово выходило протяжным и тихим от стонов.
— Понял, — и он, издав хриплый стон, продолжил начатое, прижимаясь своим раскалённым телом к её.
Когда он её стал целовать, она отвечала, желая заглушить этим постыдные звуки, что нагло рвались из горла. Хотя Ксавье, кажется, наоборот, нравились эти звуки. И он сам не гнушался их издавать.
— Я всё, — вдруг сказал парень и отстранился, когда мышцы по всему телу от перенапряжения уже болели.
— Ты кончил?
— Я тебе поражаюсь, Уэнсдей Аддамс, — засмеялся он, обессиленно сползая с кровати.
— Я прямолинейная, — ответила Уэнсдей, с интересом касаясь живота, который болел.
— Тогда и я буду, — хмыкнул Ксавье где-то снизу. — Я не успокоюсь, пока не доведу саму Уэнсдей Аддамс до оргазма.
Она нахмурилась и не стала отвечать: лишь вскочила с кровати, замотавшись в простынь, и рванула в ванную комнату.
Комментарий к Глава 42: Возвращение в Невермор
Фуууух, я это нечто написала. Больше мне добавить нечего, да)
*Ладно, есть что… спасибо за 550 лайков)))
========== Глава 43: Перед балом ==========
Комментарий к Глава 43: Перед балом
Я долго думала, делать ли огромную главу про Вороний бал или несколько маленьких, ну и остановилась на варианте с маленькими главами, чтоб не томить вас ожиданием) Но, предупреждение, по этой причине в этой главе ничего нет, кроме самокопаний, пары комичных моментов и прочих мелочей.
Впервые в жизни тело дрожало, обдаваемое ледяными струями, беспощадно смывающими с кожи защитный покров тёплого пота. Боль терзала, но не доставляла никакой радости: казалось, плоть могла в любое мгновение устремиться вслед за холодной водой, медленно и мучительно отслаиваясь от костей. И всё же Уэнсдей стойко выдерживала натиск обжигающего {?}[прошу не отмечать это как ошибку в ПБ, холод тоже может обжигать] потока.
Не проворачивая ручку, чтоб уменьшить напор или изменить температуру на более комфортную, Уэнсдей медленно сползла спиной по влажному кафелю и присела, подставляя лицо прямо под хладные{?}[тоже не ошибка] иглы, кои врезались даже в глаза. Но она упрямо не позволяла себе сомкнуть век, созерцая, как полупрозрачная пелена, будто какая-нибудь мигательная перепонка {?}[из википедии: прозрачное или полупрозрачное третье веко, существующее у некоторых животных, которое позволяет защищать глаз или увлажнять его без потери видимости. Некоторые рептилии, птицы и акулы имеют полноценную мигательную перепонку.] застилает беззащитную поверхность глаз.
Весь спектр неприятных ощущений отвлекал её от тянущей боли в животе, напоминающей ту, что её сопровождала раз в месяц до тех времён, пока по вмешательству Тайлера у неё не пропали бесследно менструации.
Невольно она коснулась живота. Какие-то девушки кричали об адских муках во время и после первого раза, а другие распинались об ощущении бабочек в животе, а у Уэнсдей там какие-то когтистые упыри царапали матку изнутри и сворачивали маточные трубы. В остальном — ничего необычного. Во влагалище — ни боли, ни странных новых ощущений.
Представляя на своём месте Вайпер, Уэнсдей подумала, что если бы описывала её ощущения, то там прослеживалась бы положительная, в общепринятом значении, динамика, и её эмоциональный фон можно было бы описать одним словом: радость.
Несмотря на боль в животе и ворох мыслей о другом, она не жалела, что решилась на секс с Ксавье. Чёрное сердечко и вовсе стучало так громко и безудержно, что только стук струй холодной воды и мог заглушить его полный радости припадок.
Но его счастье не могло завладеть всею душой: странное чувство упиралось в жёлтую ленту в паутине души. И хотя эта лента пыталась сообщать, что она только за эти эмоции, Уэнсдей мгновенно вспоминала о Сольейт. И о другом человеке, который также мог ассоциироваться с жёлтым. Юджин Оттингер. Мальчишка, который своей смертью смог вызвать в ней ту волну боли, что довела её до истерики. Уэнсдей старалась не вспоминать о том позорном происшествии, но и отрицать факт, что оно случилось, не могла.
Два самых ярких человека в её жизни погибли. Несчастного Юджина и вовсе убили так же просто, как пешку, от которой шахматист не брезгует избавиться. А Сольейт Уэнсдей до последнего считала подозрительной личностью. А эта девочка отдала свою жизнь ради неё.
Аддамс больше не ненавидела жёлтый цвет, считала его даже хорошо сочетающимся с чёрным, но всё-таки это яркое недоразумение тянуло за собой полосу смертей. Смертей тех, кто заслуживал жизни.