— Они тебе завидуют.
Это могучее слово «завидуют» стало теперь на долгие годы школьной жизни заклинанием, объясняющим всё. Ведь правда, было чему завидовать. Зайнаб живет в большом доме, а многие другие ученики и ученицы — с большой семьей в тесных комнатах. Зайнаб, вернувшись домой и сбросив ненавистную коричневую форму, наряжалась то в одно, то в другое шелковое, сшитое в ателье платьице. А ведь были у них в школе девочки, у которых самым красивым платьем была как раз темная и строгая форма. Зайнаб в выходные дни ездила с папой и его сослуживцами на большом открытом автомобиле в горы. А многие мальчики и девочки мечтали хотя бы по городу прокатиться в легковой машине, хотя бы просто посидеть на ее пружинистом мягком сиденье. Зайнаб, как только появлялось у нее желание, могла пойти в кино, в театр, ее брали даже на вечерние представления, ведь мама ходила в директорскую ложу. А для большого количества ребят посещение кино, особенно театра, было редким и радостным праздником! Как же здесь не завидовать?! — разъясняла тетушка…
Конечно, Зайнаб не могла ничего не делать в классе, а некоторые предметы ее по-настоящему увлекали. Она полюбила рисование, хорошо пела. На уроках родного языка она с большой фантазией и очень выразительно пересказывала содержание прочитанного.
А в дни школьных празднеств ее наряжали, как куколку, и тогда она вызывала искреннее восхищение всех учителей, девочек и мальчиков грацией и легкостью танца. Все это приносило ей мимолетный и яркий успех. Ей еще не исполнилось и одиннадцати лет, а она уже замечала, как мальчики бросали на нее восхищенные взгляды. В ней родилось милое и забавное кокетство. Ей нравилось быть на виду. Это вызывало в душе ее гордость, но гордость капризную, обидчивую.
Иногда и гордость может быть помощником. Только это плохой помощник. Гордость требует — учись хорошо, отвечай так, чтобы никто над тобой не мог посмеяться. И Зайнаб, действительно, отвечала всегда самоуверенно, а случалось и дерзко. Учиться она стала тоже лучше, чем в первых классах. И учиться ей было легко, но если преподавательница указывала ей на ошибки, Зайнаб гордо отворачивалась и замолкала. Тут гордость становилась упрямством: она ведь знала, что ей простят то, чего не прощают другим. Учительница не решалась вызвать ее отца или мать.
Но вот, незадолго до окончания четвертого класса, произошел случай, который надолго запомнился девочке. Их учительница Лютфи тяжко заболела. Ее заместила старая Саодат-бегим. На груди у Саода-бегим блестел орден Трудового Красного знамени, и дети не могли не видеть, что даже заведующий учебной частью и сам директор говорят с ней очень почтительно. Весь класс был настороже перед ее первым уроком. Одна лишь Зайнаб старалась показать всем, что ей совершенно безразлично, кто будет сидеть за преподавательским столом.
Она оказалась очень мягкой, эта старушка с орденом — заслуженная учительница Саодат-бегим. Проверяя знания своих новых учеников, вызывая их по очереди к доске, она даже помогала им улыбкой, шуткой. Но если видела, что мальчик или девочка совсем не подготовились, не выучили урока, — она делалась строгой и лицо ее становилось грустным. Казалось даже, что ученик или ученица обидели ее своим незнанием.
И вот пришел черед Зайнаб. Старая учительница вызвала ее и, ласково улыбнувшись, раньше чем спросить урок, задала вопрос:
— Скажи, Зайнаб, почему у всех девочек темные банты, а у тебя розовый?
Зайнаб, конечно, не могла не знать, что по школьным правилам повязывать светлые банты не разрешалось. Но их прежняя учительница давно свыклась с особым положением Зайнаб и словно не замечала этого нарушения.
Кокетливо поведя головкой, и обращаясь скорее ко всему классу, чем к учительнице, Зайнаб ответила:
— Светлый бант мне идет!
Сказав это, она бросила дерзкий взгляд на учительницу, как бы говоря: «Что, съела? Будете знать, как придираться!»
Зайнаб шел уже двенадцатый год. Развитая, неглупая девочка понимала: учительница может и резко ее оборвать и выгнать с урока. Она была бы даже рада этому — так хотелось ей показать перед всем классом свою смелость и безнаказанность.
Но случилось иное. Учительница даже не отчитала ее, только спросила:
— А что это такое, объясни мне, Зайнаб? Я не очень хорошо понимаю значение слова «идет».
Зайнаб была застигнута врасплох. Что ответить? Ах, как трудно объяснить это слово! Где она его слышала? Его чаще всего повторяла заведующая ателье мод, когда приносила маме новое платье на примерку.