Положительно, все мрачные думы, казавшиеся вечером великанами, ночью превратились в пигмеев. Дунуть — и улетели… Мухтар сделал еще один глоток. Большой. Посмотрел — осталось меньше половины. Сказал себе: «Хватит»! Взял со стола толстый карандаш и перечеркнул этикетку. Блондинка называет его алкоголиком. Пусть-ка посмотрит, как он легко бросит пить. Вот, женится, устроит все свои дела, обставит квартиру и сразу же после свадебного пира, как ножом отрежет. Ни капли, ничего!
Он сел на край тахты и стал нежными прикосновениями поглаживать плечо Зайнаб. А когда она открыла глаза, поцеловал ее и заговорил. Сказал, что любит, сказал, что готов жениться, сказал, что без нее жить больше не может, что здесь, в кишлаке, им не место. Он человек с образованием, ей осталось какой-нибудь год и она сдаст выпускные экзамены. Он ей поможет. Он не желает больше продолжать такую жизнь. «Зачем же, ну зачем, неправда ли, Зайнаб, я буду тянуть дальше эту невыносимую лямку…»
Она, не мигая, смотрела на него, и лицо ее отразило такое счастье, такую глубокую радость, что у него навернулись слезы.
— Как мы с тобой все эти годы обкрадывали себя, Зайнаб. Маленькая, глупенькая, Зайнаб! Моя и только моя Зайнаб! Мне надоело осторожничать, надоело ждать и рассчитывать. Будем нуждаться — ничего! Ведь мы молоды и полны сил… Какой уж там Гаюр-заде!.. Я ведь только испытывал тебя. И если бы ты знала, какой подарок ты привезла мне, сказав, что этот человек вызывает в тебе отвращение…
Он строил планы, он описывал подробнейшим образом, как будет обставлена их квартирка. Он заявил, что продаст дом:
— Не хочу я жить в городе, где твой отец занимал такое высокое положение. Зачем это нам, правда? — Она кивнула головой. — Приятели твоего отца могут сказать, что я недостоин дочери известного всем Очила-Батрака… Уедем в Сталинабад или еще лучше в Гарм: там дешевле дома. Денег, которые я выручу от продажи, хватит…
Зайнаб ни в чем не противоречила. Кончилось тем, что она выскользнула из-под одеяла, обняла Мухтара, покрыла поцелуями его лицо, руки.
Глава 10.
…В третьем часу ночи, Зайнаб, умытая, причесанная, одетая стояла в тени тополя, неподалеку от сельсовета. Кажется, это был тот самый тополь, возле которого увидел ее Анвар. Какое это имеет значение! Сейчас она ждет, когда Мухтар вынесет из конторы ее чемодан, и они отправятся в путь. Он прав, ни ему, ни ей нет дела до жителей Лолазора.
Как же они потешались вместе над тем, что в стихах Анвар вписал свое имя на место имени великого поэта! Не мог придумать ничего лучше. Впрочем, Зайнаб жалко Анвара. Мухтар говорит, что он скверный, развратный человек. Нет, она верит в то, что учитель всерьез влюбился. Бывает, что человек теряет голову — чувства охватывают его с такой силой, что он перестает владеть собой… Увидев Анвара в сельсовете, она убежала. Тогда, действительно, он внушал ей ужас. Теперь ей никто не страшен. И — ничто. Как всё сразу переменилось, как неожиданно!.. Неожиданно? Глупости, она ждала этого дня несколько лет. И Мухтар ждал. По-другому, по-мужски, умно, всё взвесив, всё подготовив. У него ведь нет родителей. У нее хоть осталась мать, а Мухтар с юных лет круглый сирота. Кто мог о нем позаботиться? Осторожность — не враг. Осторожность, да еще в сочетании с таким умом, как у ее мужа…
На улице никого не было, никто не мог видеть Зайнаб в тени дерева и все-таки, назвав Мухтара про себя мужем, она залилась краской. Но смущение это было ей приятно… И как он хорошо придумал: не откладывать отъезда. Сейчас он выйдет, они пойдут к шоссе и через два часа — дома. Потом придется на несколько дней расстаться. Всего лишь на несколько дней. Подумать только — Мухтар сдаст в сельсовете дела и не позднее чем через три дня приедет к ней!
Она услышала поворот ключа. Старик-сторож пробурчал что-то, кажется, пожелал Мухтару провести спокойно остаток ночи. Очень нужно ему это спокойствие!
— Где ты, Жаворонок? — голос Мухтара необычайно задушевен, он был таким разве что в Ташкенте, пять лет назад.