Потом они вернулись.
Фрей
Те, кто отстаивал чилийский путь к социализму, несмотря на всевозможные препятствия, ни разу не нарушили законов конституции. Что касается олигархии, то она быстро сбросила свое обветшавшее платье и приняла откровенно фашистское обличье. В ответ на национализацию меди блокада США стала еще более беспощадной. Североамериканская корпорация ИТТ при явном соучастии бывшего президента Фрея бросила христианских демократов в объятия фашиствующих правых.
Фрей и Альенде – две противоположные, антагонистические фигуры – вызывали постоянный интерес в Чили. Очень разными были эти два человека, два своеобразных вождя в стране, которой не свойствен вождизм. У каждого – свои цели и четко намеченный путь к их осуществлению.
Мне думается, я достаточно хорошо знал Альенде; в нем не было ничего необъяснимого, утаенного. С Фреем мы были коллегами в сенате. Этот довольно любопытный человек крайне осмотрителен и весьма далек от непосредственности, присущей Альенде. Правда, он часто хохочет, разражается громовым хохотом. Мне нравятся люди, которые громко и заразительно смеются (сам я не обладаю таким даром). Но есть хохот и хохот. Фрей хохочет, сохраняя серьезное, озабоченное выражение лица, не спуская глаз с иглы, которая нижет стежки его политической карьеры. Внезапный смех Фрея может напугать: он напоминает хриплые крики ночной птицы. Фрей более чем учтив и холодно любезен в обращении.
Его политические зигзаги и повороты меня обескураживали до тех пор, пока я окончательно в нем не разочаровался. Помню, однажды он пришел ко мне в гости в мой дом в Сантьяго. То было время, когда в воздухе носилась идея сближения христианских демократов и коммунистов. Тогда демохристиане именовались Национальной фалангой – ужасное название, принятое под сильным впечатлением, которое произвел на чилийцев молодой фашистский вождь Примо де Ривера. Потом, после гражданской войны в Испании, они, не без влияния Маритена,[279] стали антифашистами и назвали себя христианскими демократами.
Наш разговор с Фреем был достаточно содержательным и сердечным, но не конкретным. Мы, коммунисты, были заинтересованы в том, чтобы добиться взаимопонимания со всеми людьми и группировками доброй воли; без союзников, одни, мы не приблизились бы к цели ни на шаг. Со свойственной ему уклончивостью Фрей дал мне понять, что он разделяет левые взгляды. На прощание он подарил мне взрыв хохота, и мне показалось, что у него изо рта посыпались булыжники. «Мы еще продолжим наш разговор», – заверил он меня. Но вскоре я понял, что нам больше не о чем разговаривать.
После победы Альенде, Фрей – честолюбивый и хладнокровный политик – решил, что ему выгодно вступить в союз с реакцией, чтобы с ее помощью вернуться к власти. Бесплодные надежды, пустые мечты политического паука. Его паутина непрочна, ему ничего не дал замышляемый им переворот. Фашизм не терпит соглашательства, он признает только полное подчинение. С каждым годом фигура Фрея будет выглядеть все более мрачной. И настанет день, когда его памяти придется ответить за совершенное.
Томич
Я внимательно следил за деятельностью христианско-демократической партии со дня ее рождения, с того момента, как она отказалась от нелепого имени фаланга. Эта партия возникла из небольшой группы, куда вошла элита интеллектуалов-католиков, находившихся под влиянием Маритена и неотомистских идей. Меня не слишком интересовали их философские взгляды, я от природы равнодушен ко всему, что связано с теоретизированием вокруг поэзии, политики и секса. Но практические последствия этого малочисленного движения сказались самым неожиданным образом. Мне, например, удалось убедить некоторых молодых руководителей фаланги выступить в защиту республиканской Испании на многолюдных митингах. Их участие в митингах вызвало целую бурю. Старая церковная иерархия, подстрекаемая консерваторами, чуть было не погубила новую партию. Только вмешательство дальновидного епископа предотвратило ее политическое самоубийство. Заявление прелата города Тальки спасло маленькую группировку, которая со временем превратилась в самую крупную политическую партию Чили. Однако ее идеология полностью изменилась за истекшие годы.
После Фрея наиболее значительной фигурой среди демохристиан стал Радомир Томич. Я познакомился с ним, будучи членом парламента. Мы встречались во время забастовок и предвыборных поездок по северу Чили. Тогдашние демохристиане устремлялись вслед за нами, коммунистами, чтобы принять участие во многих наших собраниях. Ведь мы были – являемся и по сей день – самой популярной партией в пустыне, где залегает наше главное богатство – селитра и медь, иными словами, среди самых обездоленных тружеников американского континента. Отсюда вышел Рекабаррен, здесь родились первые профсоюзы и рабочая газета. И это – заслуга коммунистов.
В ту пору демохристиане возлагали большие надежды на Томича, который обладал известным обаянием и блестящим ораторским даром.
С тех пор многое переменилось, особенно с 1964 года, когда демохристиане победили на выборах и президентом Чили стал Фрей. Предвыборная кампания, которую развернули сторонники Фрея, проходила под знаменем самого разнузданного антикоммунизма, при активном участии радио и печати, занявшихся откровенным запугиванием чилийского народа. От их пропаганды могли встать волосы дыбом: если победят коммунисты, монахини, все до одной, будут расстреляны; детей наколют на штыки бородачи, похожие на Фиделя; девочек отнимут у родителей и отправят в Сибирь. Позднее из заявлений, сделанных специальной комиссией сената США, стало известно, что ЦРУ потратило двадцать миллионов долларов на щедро начиненную ужасами пропаганду Фрея.
Сразу после миропомазания Фрея на пост президента он преподнес коварный подарок своему единственному серьезному сопернику в партии – Радомиру Томичу: назначил его послом Чили в США, зная наперед, что новое правительство возобновит переговоры с американскими меднорудными компаниями. В ту пору вся страна выступала за национализацию меди. И вот Фрей, как ловкий трюкач, подменил слово «национализация» словом «чилинизация» и новыми соглашениями закрепил за могущественными концернами «Кеннекот» и «Анаконда копер компани» право распоряжаться главным чилийским богатством. Экономические последствия этого маневра были ужасными. А политические последствия печальным образом сказались на карьере Томича: Фрей практически стер его имя с политической карты. Чилийцы не захотели поддержать посла Чили в США, который участвовал в махинациях с медью. На следующих президентских выборах Томич с трудом занял третье место.
Радомир Томич был у меня в Исла-Негра в начале 1970 года, вскоре после того, как ушел с поста чилийского посла. Он только что вернулся из США и еще не стал официальным кандидатом в президенты. Несмотря на все приливы и отливы политической жизни, мы всегда были с ним в дружбе, и эта дружба сохранилась по сей день. Томич хотел вместо нашего Народного единства создать еще более широкий альянс прогрессивных сил под названием Союз народа. Предложение Томича не имело под собой основы: как участник переговоров по вопросу о меди он был скомпрометирован перед левыми силами страны. Кроме того, две ведущие партии Народного единства – коммунистическая и социалистическая – стали более зрелыми и могли добиться победы кандидата в президенты, выдвинутого из своих рядов.
Перед уходом Томич, явно расстроенный, сделал мне одно признание. Андре Сальдивар, министр финансов в христианско-демократическом правительстве, с документами в руках доказал ему, что Чили находится на краю полного экономического банкротства.
– Мы летим в пропасть, – сказал Томич, – больше четырех месяцев нам не продержаться. Это – катастрофа. Сальдивар самым обстоятельным образом убедил меня в том, что крах неминуем.