— Так можно и до белой горячки допиться! — назидательно заметил секретарь.
— А ты думаешь, что я увижу что-то еще хуже того, что видел? — презрительно посмотрел на него Арнольд. — Как я мечтаю о свободе, я отдал бы за нее и свой талант, который мне кажется все более мифическим, и свои деньги, и свою славу!
— За такую цену ты может это и получишь, — сам не зная почему буркнул Майкл, допивая оставшееся в бутылке виски.
— Ты думаешь? — повеселел Стерн. — Иди, принеси еще пару бутылок виски и чего-нибудь поесть. Ты вселил в меня новую надежду.
У храма
Мэр Бэрримор стоял возле храма с отцом Уильямом и озабоченно обсуждал с ним ситуацию.
— Не нравится мне все это, — сказал отставной генерал. — Похоже, что эти силы опять пытаются вернуть себе город.
— А разве они когда-то отказывались от этого желания? — удивленно посмотрел на него священник. — Признаюсь вам, что с тех пор, как я познакомился с этим необычным русским — протоиереем Николаем, а особенно с тех пор, как начал служить в этом храме, мне стали видеться многие вещи намного объемнее и глубже. Так вот уверяю вас, что у них и на миг мысли такой не возникало, чтобы оставить в покое этот городок, который был их полным владением. Если бы не отец Альберт и отец Николай, то они бы так и властвовали здесь.
— Время прошло, — тихо ответил мэр, — теперь не заслуги умерших, а жизнь живых должна показывать насколько мы способны к противостоянию.
— Конечно, мы не способны, — уверенно ответил отец Уильям. — Даже те два священника, у могил которых мы сейчас стоим не были способны, пока были живы, или почти не способны. Но Христос может все. Он может из того, кто ничего внешне собой не представляет и, как кажется окружающим, не имеет никакой ценности, сделать героя. А, надеясь только на свои силы, даже герой может стать трусом или подлецом, потому что человеческие силы очень ограниченны.
— Вы про Ричарда? — спросил Бэрримор.
— В смысле?
— Ну, про его прошлые падения…
— Не нужно вспоминать то, что прошло.
— Так вы считаете, что те испытания, которые ему выпадают сейчас не из-за того, что было раньше?
— Думаю, что для того, чтобы он мог сделать еще шаг вперед. Или назад…
— Он уже знает о том, что сюда вновь едет следственная группа?
— Да. И мы должны быть готовы к любым неожиданностям.
— Справятся ли с этим горожане?
— Об этом никто не знает до того, как пройдет или не пройдет свое жизненное испытание.
ГЛАВА ВТОРАЯ
«Схимник» в клетке
В иммиграционной службе Нью — Йорка царило веселье. Сотрудники отдела только что проводили диссидента из СССР, попросившего политического убежища в США. Его история оказалась настолько необычной, что беседовавшие с Валерием (так звали эмигранта) начали смеяться, как только он вышел из здания, хотя веселого в ней ничего не было.
А суть событий, заставивших его покинуть Советский Союз, была следующей. У Валерия была глубоко верующая мать, которая овдовев стала тайной монахиней. Она неотлучно находилась со своим духовным отцом схииеромонахом Нектарием и еще несколькими людьми, почитавшими отца Нектария за великого старца, хотя ему не было и пятидесяти. Все они укрывались от безбожных советских властей в каком-то домике в горах Абхазии. А вот сын монахини Нимфодоры Сергей был совсем не религиозным.
Жил он в Питере, кропал какие-то душевредные стишки, увлекался выпивкой, девочками, не брезговал и травкой, вылетел из института за аморалку и перебивался случайными заработками. Вследствие всего этого, включая родство, находился под пристальным наблюдением соответствующих государственных структур. Они предлагали ему стать «сексотом», но Валерий счел, что это ниже его богемного достоинства. Тогда ему сказали, чтобы из Питера он выметался в течение недели, а то у него будет только два пути — в тюрьму за травку или в «дурку» за стишки.
Парень решил навестить мать, нашел ее в горах. И надо же такому случиться, что от перепоя и переутомления в дороге у него появился сильный жар, как только он увидел Нимфодору. Валера упал у ее ног без сознания.
— Видимый знак того, что сын твой бесноватый, — назидательно сказал отец Нектарий, и монахиня заплакала.
— Надо бы его пособоровать, — робко попросила она.
— Пособоровать? — презрительно передразнил ее «старец». — Да что толку от соборования, когда сын твой умрет к утру, а потому как жизнь он проводил недостойную, то пойдет прямиком в ад, и никакое соборование ему не поможет.