— Что же делать? — заплакала Нимфодора.
— Делать? Есть только одно средство: надо постричь его в монашество, тогда все ему простится, и пойдет он на тот свет с чистой совестью.
Нужно сказать, что еще пять лет назад схииеромонах работал надзирателем в одной из колоний, откуда его выгнали за издевательства над заключенными. Причем издевательства эти носили идейный характер: он считал, что таким образом помогает их перевоспитанию. Поэтому фраза «На свободу с чистой совестью» была у него любимой. Где он нашел архиерея, который согласился его постричь в схиму и рукоположить в священный сан и постричь в схиму — неизвестно. Да и был ли он пострижен и рукоположен? Об этом не знал никто. А вот откуда у него взялись два «послушника» — сказать можно. Они были бывшими заключенными колонии, где монахиня Нимфодора, а тогда еще Нина Павловна, работала с документами осужденных. Об этих людях Нектарий, а тогда еще Нестор Петрович, получил «свыше откровение», что они осуждены неправедно, и помог с помощью Нины организовать им побег.
Монашество они принимать не захотели, но в горах, куда вся эта компания во главе с Нектарием отправилась после его очередного «откровения», в качестве послушников жили весьма охотно, наводя страх на окрестные деревни.
— Разве ж можно человека против его воли в монашество постричь? — спросила Нимфодора «старца».
— Можно, а обеты ты за него дашь.
Постриг был совершен, а через день Валерий, а теперь уже схимник Гервасий, внезапно выздоровел.
— Чудо! — заявил Нектарий.
Но Валерий себя схимником Гервасием признать никак не желал, и хотел убраться по добру по здорову из «святых мест» и жить по прежнему.
— Бесы в нем говорят, — сокрушенно заявил «старец». И приказал послушникам посадить «одержимого» в железную клетку, которую он, помня о своей любимой работе, в доме завел, чтобы было место для вразумления провинившихся.
День, второй, третий сидел Валерий в клетке без еды, но так и не признавал, что он Гервасий.
— Наверное, только с жизнью демон из него выйдет, — сокрушенно говорил Нектарий плачущей Нимфодоре. — Но ты не переживай, потому что для его же пользы это духовной. Что наша земная жизнь? Миг один и нет его. А зато пойдет на тот свет с чистой совестью.
Так бы и закончилась жизнь Валерия, если бы офицер КГБ, который пытался его завербовать, не установил за ним слежку, в надежде выйти на находившихся в розыске Нестора Петровича и Нину Павловну. А удалось арестовать не только их, но и двух беглых преступников.
— Это все твой иуда сделал! — мрачно сказал Нестор — Нектарий Нине — Нимфодоре. — Проклинаю его и тебя!
— Батюшка, разве ж можно так? — всплеснула она руками.
— Можно. И не батюшка я никакой. А тряпки и кресты эти мои ребята в одном монастыре украли, потому как прикрытие хорошее.
— Так и Валера не схимник? — посмотрела на него Нина.
— Такой же схимник, как ты монахиня. Анчутки вы поганые!
… Валерий о дальнейшей судьбе матери ничего не знал, а о судьбе своих тюремщиков и не хотел знать. После освобождения парня прямиком направили в психиатрическую клинику, где он в клетке сидел не три дня, а три месяца, а кормили его так, чтобы только не умер.
А потом ему подвернулась удача. Им заинтересовался какой-то американский правозащитный фонд, и откуда о нем только узнали? В СССР уже началась перестройка, с мнением иностранцев стали считаться, тем более, что за Валерия просил президент какого-то американского университета, говорил, что это талантливый поэт, «узник совести». И парня выпустили из СССР, все расходы, связанные с его переездом оплатила принимающая сторона.
В иммиграционной службе Валерий честно рассказал всю свою историю, при этом ее сотрудники едва не в лицо ему смеялись. Что они нашли в его злоключениях смешного — парень понять не мог. Впрочем, это не их же держали в клетке и морили голодом.
Игрушка
Арнольд Стерн пил около двух недель почти не приходя в себя. Майкл носил ему выпивку, несмотря на попытки мистера Линса запретить это. Где-то через пятнадцать дней писатель, наконец, остановился в своем безумном запое. Дня два он лежал, почти не в силах встать с кровати и не мог ни есть, ни отвечать на вопрос, только много пил простой воды, причем было видно, что и это, а особенно необходимость приподняться, чтобы все же освободить организм от избытков жидкости даются ему с большим трудом. К вечеру первого дня Арнольда начало сильно рвать так, что его буквально выворачивало наизнанку.