— Нет ничего более постоянного, чем временное, — убежденно возразил ему отец Уильям. — Любой день мирной жизни имеет свою ценность, а ведь мы до последних событий жили относительно спокойно целых двадцать лет!
— Надо радоваться тому, что мы имеем, — поддержал священника мэр. — Будущее нам неизвестно. Что еще ждет Америку и весь мир? Но сегодня у нас все неплохо. Обвинения против наших друзей сняты, Арнольд нашел мир с самим собой, Богом и другими людьми в нашем городке. Или я ошибаюсь, мистер Стерн?
— Нет, все верно. Я впервые в своей жизни счастлив, — кивнул писатель. — И более того: я опять пробую писать, но это уже не стенограмма моих кошмарных видений.
— Это здорово, — улыбнулся Пол. — Пиши, Арнольд, свой талант нельзя зарывать.
— Так что же нас ждет впереди? — задумчиво спросил Беркли.
— Этого никто не знает, — мягко сказал отец Уильям. — И на самом деле здорово, что не знает. Представьте, как жутко было бы жить по заранее известному сценарию, особенно, если впереди — какие-то большие скорби. Вся жизнь была бы отравлена страхом этого ожидания. Но даже если бы впереди было что-то и хорошее: в ожидании того, что будет, можно было бы не придать значения тому, что есть сегодня. Вся жизнь превратилась бы в ожидание, а, соответственно, пропала…
— Вот и я говорю: радуйтесь тому, что есть! — подтвердил мэр. — А сейчас хватит болтать: бокалы давно полны!
Прошли годы.
ЧАСТЬ III
ГРАЖДАНИН МИРА
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Профессор Свинчутка
— В отношении отсутствия денег при коммунизме: действительно, планировалось, что для широких народных масс денежного обращения не будет. Но для избранных, разумеется, они бы остались. Ведь при коммунизме не планировалось удовлетворять все потребности всех. Говорилось: от каждого по способности, каждому по потребности. Но вот сам человек не мог правильно определить для себя суть своих потребностей, мог пожелать того, что принесет ему заведомый вред. Поэтому общество естественным путем становилось регулятором его потребностей.
А общество направлялось бы теми, кто наверху и в силу особенности своего труда могут и должны иметь отличные от представителей массы потребности. В какой-то мере широкие массы при коммунизме можно сравнить с ручными животными, которых кормят, предоставляют им кров, лечат, но лишают их права самостоятельно определить суть своих потребностей.
— Профессор, а использование денег представителями высшей касты не возбудило бы подозрения масс, что их обманывают? — поднял руку Гарри Смит, многообещающий студент, желавший стать дипломатом.
— Отличный вопрос, Гарри! Конечно, возбудило бы! Поэтому мы думали о том, чтобы для высших лиц сделать электронную систему расчетов. А для того, чтобы исключить преступность и возможность пользования их благами посторонних производить расчеты не посредством банковских карт, а посредством чипа, вживляемого в руку, обладателя благ. Не имеющий такого чипа не мог бы не продавать, не покупать, соответственно, он жил бы при коммунизме в тех рамках, которые мы ему определили.
— Профессор, а это было мнение о коммунизме советского руководства?
— Неплохой вопрос. Нет — это было наше мнение, тех, кто стоял за их спинами, занимая места советников или депутатов, чтобы можно было делать, что вздумается, не неся за это ответственности!
… Борух Никанорович Свинчутка уже третий месяц работал профессором университета. Сэр Джеймс назначил его на эту должность, несмотря на то, что кандидат на заведование кафедрой политологии не знал английского языка. Единственному из всех преподавателей университета ему был предоставлен переводчик, который был с ним на лекциях.
Отрывок из одной из них, приведенный выше, дает представление и о взглядах нового профессора и о том, чему он учил студентов.
До университета последние два года Борух Никанорович работал министром культуры в одной из бывших республик Советского Союза. На этой должности он ратовал за искоренения из образовательных программ русского языка и русской литературы, как позорного империалистического наследия. При этом поощрял на филологических факультетах чтение спецкурсов по ненормативной русской лексике, которую считал высшим достижением русского языка. Способствовал приобретению государством сотен американских фильмов, невостребованных с США, в основном порнографических, или изобилующих сценами жестокости или откровенно тупых. Закрыл сотни библиотек и домов культуры, получил три ордена. Приватизировал одно из крупнейших государственных учреждений культуры через подставных лиц, а деньги перевел на свой счет в швейцарском банке.