— Завтра я принесу видеофильм, — крикнул он. — Не вздумайте спать во время показа, иначе я заставлю вас читать роман самостоятельно.
Двое или трое в шутку застонали при этой угрозе, но большинство ребят уже покинули класс — если не физически, то в своих мыслях они были далеко.
Вот так все и началось. Когда вы Свет, дни и ночи не имеют большого значения. Вам не нужно отдыхать, когда на улице темно, — вы просто проводите несколько часов, скучая во мраке. Но отсчет суток важен для Живых, которые таким образом измеряют свою активность. Эта история о моем возвращении в живое тело. В тот момент до погружения в плоть мне оставалось всего шесть дней и ночей.
Остаток дня я провела в почти неприличной близости к мистеру Брауну. Когда вы следуете за хозяином, вам необязательно ходить за ним из комнаты в комнату. Например, я никогда не сопровождаю мужчину-хозяина в душ и не стою над ним у семейного ложа. Мне с самого начала были понятны законы выживания. С того момента, как я нашла свою первую хозяйку, моя жизнь подчинялась правилам, за нарушение которых мне грозила страшная кара.
Я ясно помнила все детали своего призрачного существования. Но у меня осталось всего несколько воспоминаний о том времени, когда я была Живой, а не Светом. Образ мужской головы на подушке рядом со мной. Волосы цвета соломы. Открыв глаза, он смотрел не на меня, а на окно, стекло которого дребезжало от порывов ветра. Красивое лицо, не оставлявшее в душе тепла. Я помнила, как видела в окне отражение своих глаз, когда провожала его долгим взглядом. Он проехал на лошади через ворота нашей фермы и поскакал к горизонту, тяжелому и мрачному от черных облаков. А кроме этого был образ испуганных глаз, смотревших на меня сквозь слезы. Я помнила свое имя и возраст. Я знала, что была женщиной. Но все остальное поглотила смерть.
Боль после гибели тоже хорошо запомнилась. Мои первые призрачные скитания начались с осознания холода глубокой могилы. Внезапно в непроглядной тьме я услышала женский голос, читавший «Оду соловью» Джона Китса. Ледяная вода обжигала мое горло и болью раскалывала ребра. Уши наполнились звуком, похожим на вой демонов. Но я уже слышала ее голос и потянулась к ней. Сначала из потока вырвалась одна моя рука, и я в отчаянии ухватилась за полу ее платья. Дюйм за дюймом я вытянула себя из земли, а затем, вцепившись в юбку спасительницы, съежилась у нее в ногах, дрожа и обливаясь слезами. В моем уме крутилась жуткая мысль: меня пытали в темноте. Каким-то чудом мне удалось сбежать. Пусть я не достигла ярких небес, но по крайней мере оказалась здесь — в свете ее лампы, в круге безопасности.
Мне потребовалось время, чтобы разобраться в ситуации. Она читала не для меня, и ее туфли не были испачканы в грязи. Я цеплялась за одежду женщины, однако мои руки не сминали складок ее юбки. Я плакала у нее в ногах, как несчастная, приговоренная к побиванию камнями. Мне хотелось целовать ее кофту, словно это были одежды Христа. Но она не видела меня. Она не слышала моих рыданий. Я приподняла голову и посмотрела на ее изящное лицо с тонкими чертами и едва заметным румянцем на щеках. Казалось, что вокруг нее лежала вечная зима. Белокурые, похожие на пух, волосы были собраны в узел, напоминавший птичье гнездо. Зеленые глаза лучились светом, как у кошки. В ее теплом теле чувствовалось биение сердца. Черная кофта с разными пуговицами почти протерлась на локтях. На шали цвета сливочного масла виднелись маленькие чернильные пятна. Обложку книги в ее руках украшал рисунок бегущего оленя. Все рядом с ней было реальным и полным деталей. Но я оставалась тенью — легкой, как туман, и безмолвной, будто обои на стене.
— Пожалуйста, помогите мне, — прошептала я.
Не слыша меня, она перевернула страницу:
Пока она читала вслух знакомые строки, я поняла, во что превратилась: в невидимый призрак. Я часами прижималась к незнакомке, боясь, что, если отвернусь от нее или попытаюсь вспомнить, что со мной было в аду, меня затянет обратно в могилу.
После двадцати страниц моя хозяйка закрыла книгу. Я испугалась, что она пойдет в постель и погасит свет в доме. Эта паническая мысль заставила меня снова вцепиться в одежду женщины. Я, словно испуганный ребенок, опустила голову ей на колени. Томик выскользнул из рук незнакомки и сквозь меня упал на деревянный пол. Я удивилась возникшим при этом безболезненным ощущениям. Моя хозяйка склонилась, чтобы подобрать книгу. Когда ее тело прошло через меня, я почувствовала, что падаю, а затем возношусь куда-то вверх, прямо как на детских качелях. На ее лице мелькнуло изумление. Она аккуратно подсунула книгу под лампу, взяла бумагу и, обмакнув перо в чернила, начала писать: