Там моя девочка.
Я отпустил ее, и ничто в жизни не причиняло мне большей боли.
Я провел последние три недели, пытаясь наладить отношения с Остином, пытаясь объясниться и бороться за все, что у меня было с Аспен. Я ночевал в его ресторане, пока полиция насильно не выдворила меня. Я вломился в его дом. Вставал перед его чертовой машиной, но он отказывается меня слышать. Отказывается дать мне шанс, но, если бы он знал, что я чувствую, знал, как сильно я люблю ее, может быть, он выслушал бы меня. Возможно, он даже подумал бы о том, чтобы забыть обо всем этом дерьме и увидеть, что, возможно, я мог бы ей подойти.
Кого я, блядь, обманываю?
В чем смысл? После того, как я сломал ее, пути назад нет. Я не могу исправить это сейчас. Я всегда знал, что никогда не буду достаточно хорош для нее, и каждым своим шагом я только доказывал это еще больше. Возможно, ей действительно лучше с кем-то другим.
Гребаный ад.
Я хватаюсь рукой за край стола и пытаюсь успокоиться, но секунды превращаются в минуты, и я срываюсь с места. Мне, блядь, нужно выпить.
Выбежав обратно на главный этаж VIP-зала, я сразу же обшариваю клуб взглядом, ища ее во всех щелях и углах, и когда не нахожу никаких ее следов, мой желудок сжимается. Куда, черт возьми, они ее забрали?
Обнаружив, что Бекс все еще сидит за стойкой, и ее взгляд прикован к напитку в руке, а не к гребаной оргии, происходящей в десяти футах от нее, я направляюсь к ней, чувствуя, как в моем животе нарастает странное беспокойство.
— Привет, — говорю я, подходя к ней, уверенный, что она вот-вот скажет мне, чтобы я шел на хуй. Именно тогда я замечаю Цезаря и Дастина в другом конце клуба, развлекающихся с какой-то блондинкой.
Бекс поднимает на меня взгляд, ее брови в замешательстве выгибаются, и тогда я замираю и снова осматриваю помещение.
— Где Аспен? Я думал, она трахается с этими двумя мудаками.
— Что ты имеешь в виду? — спрашивает Бекс. — Она не смогла этого вынести. Она заставила их прекратить, а потом я смотрела, как она уходит. Я думала, она с тобой. Ее нет уже некоторое время.
Страх сжимает мою грудь.
— Что?
— Привет, — знакомый и очень раздраженный тон прерывает наш разговор. — Нам нужно поговорить.
Черт возьми. Остин никогда не умел выбирать время.
— Не сейчас, — бросаю я ему сквозь сжатые челюсти, а мой взгляд возвращается к Бекс. — Где?
— Какого хрена? — рычит Остин, потянувшись ко мне.
Его рука вцепляется в заднюю часть моей рубашки, и он оттаскивает меня на шаг назад, прежде чем толкнуть к барной стойке. Его взгляд наполняется яростью, и кулак устремляется к моей челюсти.
Я уклоняюсь, едва успев избежать перелома челюсти, а затем хватаю его за кулак и притягиваю к себе.
— Я сказал — не сейчас, — прорычал я, давая ему услышать абсолютный страх в моем тоне, после чего яростно отпихнул его и схватил Бекс. Я поднимаю ее на ноги, и ее глаза расширяются, в них появляется страх. — ГДЕ ОНА, БЛЯДЬ?
— Воу, — говорит Остин, наконец-то понимая, что он не единственный ублюдок в комнате, и видит, что женщина рядом со мной — не какая-то случайная клиентка “Vixen”, а женщина, которая согревала его постель. — Убери от нее свои гребаные руки.
Он налетает на меня, хватает меня за руку и оттаскивает от нее, а затем поворачивается к ней, и его взгляд блуждает по ее телу, как будто я мог причинить ей боль.
— Ты в порядке? — выпаливает он, паника вспыхивает в его зеленых глазах — глазах, так чертовски похожих на глаза Аспен. — Подожди. Что ты здесь делаешь?
В ее глазах мелькает беспокойство.
— Я… э-э-э… привет, — говорит она застенчиво, только выводя меня из себя.
Эта женщина издевается надо мной? Она что, не понимает, что Аспен где-то здесь, и никто не знает, куда, блядь, она пошла и с кем она? Гребанный ад.
— Хватит этого дерьма, — говорю я, пытаясь отпихнуть Остина с дороги, чтобы снова подойти к Бекс, но Остин накидывается на меня.
— В чем, черт возьми, твоя проблема? — выплевывает он. — Сначала ты наложил свои гребаные руки на мою сестру, а теперь хватаешь Бекс? Что, блядь, на тебя нашло?
— У меня, блядь, нет времени на твою херню, Остин, — рычу я, глядя ему в лицо. — Хочешь ненавидеть меня, так ненавидь, блядь. Мы можем обсудить это позже, но прямо сейчас мне насрать, потому что каждая гребаная секунда, которую ты тратишь, пытаясь заехать мне в лицо и напомнить, какой я гребаный ублюдок — это еще одна гребаная секунда, когда Аспен предоставлена самой себе, так что либо завязывай со своим дерьмом и помогай мне искать ее, либо отвали.
Его глаза расширяются от ужаса.
— Аспен? — он требует ответа. — Какого черта она здесь делает? Я думал, ее забанили.
— Серьезно? Ты хочешь обсудить это прямо сейчас? Просто охуенно. Ну так сиди здесь и разговаривай об этом со своей гребаной подружкой. Может, закажешь себе выпивку. А я тем временем пойду найду твою сестру и проверю, не натворила ли она чего-нибудь такого, о чем потом, блядь, пожалеет, или еще что похуже.
— Ты, блядь, издеваешься надо мной, — усмехается он. — Отпусти ее. Если она хочет вести себя как гребаная шлюха, это ее дело.
Мой кулак замахивается быстрее, чем я успеваю осознать, что делаю, и, прежде чем я успеваю опомниться, я бью его по лицу, мой кулак врезается ему в нос, и кровь брызжет на стойку бара.
— Ты говоришь о своей чертовой сестре, — выплевываю я. — Имей хоть немного гребаного уважения.
— АЙЗЕК! — кричит Бекс, опускаясь вслед за Остином на пол и в ужасе хватаясь за его плечо. Ее взгляд останавливается на мне. — В чем, блядь, твоя проблема? Если ты так чертовски беспокоился о ней, то тебе вообще не следовало ее отпускать. Если она сейчас не с тобой, то это потому, что она не хочет быть рядом. Ты, черт возьми, не заслуживаешь ее после того дерьма, через которое заставил ее пройти.
Каждое сказанное ею слово — правда, но это не значит, что я собираюсь уйти и позволить ей сделать какую-нибудь глупость. Если я найду ее и она будет довольна тем, что делает, тогда я уйду, но если она в беде, а я ничего не сделал, чтобы ей помочь, я, черт возьми, никогда себе этого не прощу.
Бекс вскакивает на ноги, перегибается через стойку и кричит сотрудникам бара.
— Можно мне льда, пожалуйста?
Когда она выпрямляется, я беру ее за запястье и пристально смотрю на нее, позволяя ей испытать всю силу моей ярости.
— Или скажи мне, куда она пошла, или убирайся из моего чертова клуба.
Ее глаза расширяются, а Остин приподнимается на локтях, бормоча что-то о сломанном носе, но мне, блядь, все равно. В любой другой ситуации я, вероятно, лежал бы рядом с ним, и мой нос был бы в еще худшем состоянии. Я всегда прикрывал его спину, а он — мою, но не сейчас. Не сейчас, когда речь идет об Аспен.
Бекс заметно сглатывает, и борьба покидает ее. Она указывает в конец коридора на ряд приватных комнат, и так я точно понимаю, куда она пошла, и есть только одна причина, по которой она могла туда отправиться.
Я срываюсь с места еще до того, как Бекс успевает возразить, и буквально через секунду подхожу к двери нашей комнаты. Дверь заперта, и мой гнев превращается в слепую ярость. На моих дверях нет замков, так что кто-то, должно быть, засунул что-то в ручку. В моем клубе двери не запирают. Это не совсем прописанное правило, но это обычная практика, о которой знают все члены клуба. В случае непредвиденных обстоятельств или если кто-то хочет быстро уйти, он должен быть в состоянии это сделать.
Поднимая ногу, я ударяю ботинком по двери, наплевав, что расколю дерево. Я заменю её, но чего я не могу заменить, так это Аспен, и когда дверь распахивается и ударяется о внутреннюю гипсокартонную стену темной комнаты, я нахожу ее с размазанной по лицу кровью и страхом в глазах.
Райатт Маркин стоит перед ней, и я замираю, пытаясь понять, что, черт возьми, происходит, но, увидев ее разорванное платье, красные отметины на коже и окровавленную ручку в руке, я точно понимаю, что только что произошло.
Аспен хнычет, обнаружив меня в дверях и поняв, что теперь с ней ничего не случится, затем она падает на колени, едва успевая поймать себя, и из ее груди вырываются неистовые рыдания.