Она качает головой, и я не отвечаю, чувствуя, что она даже близко не закончила.
— Мне надоело это дерьмо, Айзек. Мне надоело наблюдать, как ты начинаешь открываться, а потом снова строишь свои стены и ведешь себя так, будто я ни черта не значу. Это гребаная чушь, — говорит она, останавливаясь, чтобы встретиться со мной взглядом, а ее зеленые глаза наполняются слезами, которые разрывают меня на части. — Это больно, и я покончила с этим. Так что, если ты, блядь, хочешь меня, просто скажи это, и я твоя. Я люблю тебя, Айзек. Я, блядь, люблю тебя, но ты убиваешь меня.
— Аспен, я…
— Нет, — требует она, толкая меня рукой в грудь, а в ее влажных глазах плещется ярость. — Прекрати. Я не хочу больше слышать твои гребаные оправдания. Просто скажи, что любишь меня. Мы оба это знаем. Я чувствую это каждый раз, когда ты прикасаешься ко мне, каждый гребаный раз, когда смотришь на меня, так что просто признай это. Избавь меня от страданий и скажи, что я твоя.
Моя грудь сжимается. Я думал, мы уже прошли через это. Я думал, она знает, на каком этапе я нахожусь.
— Не делай этого, Аспен, — выдавливаю я из себя, стиснув челюсти, представляя, как пройдет остаток ночи, если она продолжит настаивать, и поверьте мне, это будет еще более отвратительно, чем наша последняя ссора.
Гнев вспыхивает в ее прекрасных зеленых глазах, и она поднимает подбородок, устремляя на меня вызывающий взгляд, который мог бы напугать и мертвого.
— Ты. Любишь. Меня.
Мое сердце колотится со скоростью миллион миль в час, может быть, даже быстрее, чем когда я летел к ней в своей машине и слушал ее полные ужаса всхлипы через динамики.
Зачем она это делает? Зачем она пытается сделать все еще сложнее? Неужели она получает удовольствие от боли? Ей нравится, когда у меня нет другого выбора, кроме как причинить ей боль? Я не могу, блядь, сделать это.
Выдерживая ее пристальный взгляд, я вырываю свое гребаное сердце прямо из груди, поскольку нагло лгу.
— Я не знаю.
— Ты ужасный лжец.
Я отстраняюсь от нее, нуждаясь в пространстве между нами.
— Какого черта ты продолжаешь настаивать на этом, Аспен? Я уже сказал тебе, что никогда не смогу полюбить тебя. Я не могу позволить себе хотеть тебя таким образом. Я не хочу причинить тебе боль.
Она качает головой.
— Для человека, который утверждает, что не хочет причинить мне боль, это, похоже, единственное, на что ты способен.
— Это, блядь, удар ниже пояса, и ты это знаешь, — говорю я ей. — Ты вынуждаешь меня это делать. Ты практически стоишь передо мной и требуешь, чтобы я провел какую-то черту между нами. Ты действительно думаешь, что я этого хочу?
— Нет, я точно знаю, чего ты хочешь, но ты слишком чертовски напуган, чтобы что-то с этим сделать.
Я усмехаюсь.
— Это нас ни к чему не приведет. Просто иди спать, Аспен. У тебя была трудная ночь.
Я собираюсь повернуться на пятках, готовый притвориться, что этого дерьма никогда не было, но она обходит меня и закрывает дверь.
— Ты никуда не пойдешь, — говорит она. — Я понимаю, что ты не хочешь бороться за нас, но я хочу, и я не остановлюсь, пока ты наконец не признаешь то, что мы оба знали с того момента, как ты прикоснулся ко мне.
Гнев вспыхивает во мне, пульсируя по венам, как гребаное цунами, и я сжимаю руки в кулаки, не в силах контролировать безрассудство, бьющееся внутри меня.
— Ты гребаный ребенок, Аспен.
Она смеется, глядя на меня с таким презрением, что это, блядь, ломает меня.
— О, очень мило. Я, блядь, ребенок? Я та, кто борется за что-то настоящее, в то время как ты отступаешь, слишком напуганный собственной чертовой тенью, чтобы даже понять, что он чувствует, — кипит она, подходя ко мне, а ее рука сильно толкает меня в грудь.
— Не дави на меня, блядь, — выплевываю я, чувствуя, как мое терпение покидает меня.
— Я ощущаюсь как ребенок, когда ты трахаешь меня, Айзек? — она толкает меня и заставляет отступить. — Ощущаюсь ли я ребенком, когда ты наклоняешь меня над гребаным столом и вводишь свой большой член глубоко в меня? Когда мое тело так возбуждает тебя, и ты сжимаешь мои бедра и жестко кончаешь в меня, ты считаешь меня ребенком?
Я сжимаю челюсти, срываясь быстрее, чем когда-либо прежде.
— Я не это имел в виду, и ты это знаешь.
— Тогда будь, блядь, честен со мной и перестань придумывать оправдания, чтобы попытаться меня удержать. Я не сдамся.