Эта женщина, единственная женщина, которую я когда-либо приводил в свою постель, — моя, и я не собираюсь от нее отказываться.
Я совершаю глубокие, точные толчки, каждое движение делается с намерением доставить ей удовольствие, и, черт возьми, я никогда не хотел, чтобы кто-то кончил так сильно. Я хочу, чтобы она почувствовала все, что я могу ей дать. Я хочу, чтобы она выкрикивала мое имя и знала, что это именно я заставил ее ожить. Я хочу погубить ее для любого другого мужчины, чтобы, когда она наконец поймет, что меня недостаточно, она все равно вернется в мои объятия.
Я хочу всего этого.
Наши тела покрываются потом, наши поцелуи становятся неряшливыми и отчаянными, но я никогда не чувствовал ничего настолько чертовски приятного. Это не так, как когда я был с ней в темной комнате или в "Вишне", и уж точно, черт возьми, никогда ни с кем другим такого не было. Это личное, это эмоциональная связь, а не просто желание кончить. Это то же самое, как когда я держал ее за руку на заправке — это значит гораздо больше, и теперь, когда я знаю, насколько чертовски невероятным это может быть, как я могу хотеть чего-то меньшего?
— Блядь, Маленькая Птичка, — стону я напротив ее кожи, входя в ее сладкое влагалище. — Ты губишь меня.
Она улыбается, и ее тело начинает дрожать, а глаза прищуриваются, когда они встречаются с моими.
— Это все, чего я когда-либо хотела.
Гребаный ад.
Ее стенки растягиваются с каждым толчком, и когда мои яйца напрягаются, она сжимается вокруг меня.
— О Боже, Айзек, — выдыхает она, впиваясь ногтями в мое плечо. — Я собираюсь кончить.
— Позволь мне почувствовать тебя, — шепчу я ей на ухо, мои губы покусывают мочку ее уха, прежде чем опуститься к чувствительной коже под ухом. — Кончай для меня, детка. Обхвати меня своей идеальной маленькой киской.
Аспен судорожно вздыхает, и когда я вхожу в нее снова и снова, ее стенки сжимаются вокруг меня, и она откидывает голову на матрас.
— О, черт, — стонет она, превращаясь в дрожащее месиво, ее бедра подрагивают от удовольствия, но я не осмеливаюсь остановиться, пока она насаживается на мой член.
Когда ее стенки сотрясаются вокруг меня, а эти красивые бедра вздрагивают и увлекают меня в дикую гребаную скачку, я не могу больше сдерживаться ни секунды. Она царапает мою спину, ее кайф усиливается, и я кончаю вместе с ней, выстреливая горячими струями спермы глубоко в нее.
Моя хватка на ее теле усиливается, и она снова прижимается своими губами к моим, ее пальцы запутываются в мои волосы на затылке, пока мы оба не оказываемся в гребаном беспорядке на матрасе.
Когда мы спускаемся с нашего кайфа, а ее тело расслабляется вокруг меня, я обхватываю ее рукой за спину, приподнимаюсь на кровати и перекатываюсь, пока она не оказывается надо мной. Она мгновенно кладет голову мне на грудь, и ее рука оказывается прямо на моем бьющемся сердце.
— Это было…
— Интенсивно, — заканчиваю я за нее.
Я чувствую, как она улыбается мне в грудь, а моя рука задерживается на сладком изгибе ее обнаженной попки. Я не могу удержаться, чтобы не сжать ее, а она стонет и поднимает голову с моей груди, и затем взбирается по моему телу, прежде чем оседлать мою талию. Она смотрит на меня сверху вниз, когда я обхватываю ее бедра, и я не могу не заметить маленькую вспышку сожаления в ее глазах. — Полагаю, мне, вероятно, следует пойти в комнату для гостей.
Я просто смотрю на нее.
— Детка, ты никуда не уйдешь. Ты будешь спать здесь, со мной, — говорю я ей. — Но я надеюсь, ты не думаешь, что закончила на сегодня, потому что я чувствую, как моя сперма вытекает из тебя, и теперь, когда ты оседлала меня, я не могу дождаться, когда увижу, как ты скачешь на мне.
На ее губах появляется ухмылка.
— О да?
Я киваю.
— Возьми гребаные поводья, Птичка. Покажи мне, какая ты хорошая маленькая шлюшка, и оседлай меня.
Ее взгляд темнеет, и когда она устраивается надо мной, я обнаруживаю, что не могу отвести от нее глаз.
— Пусть будет по-твоему. Но чтобы ты знал, если я буду руководить шоу, то ты кончишь, когда я скажу, и ни секундой раньше. Понял?
Ну что ж, блядь.
Я беру ее за бедра и трусь о ее сладкую киску.
— Покажи мне все, что на что ты способна.
30
АСПЕН
Когда я переступаю порог родительского дома, мои руки угрожают отвалиться от тяжелых пакетов с продуктами, висящих на них. Не знаю, почему я решила, что могу готовить для всех. Я даже готовить то не умею. Но когда Остин позвонил и сказал, что у него есть потрясающие новости о ресторане, слова, казалось, сами собой слетели с моих губ.