— С ней все в порядке, — говорю я ему, устраиваясь рядом и прислоняясь к капоту его машины, оставляя между нами достаточно места на случай, если он снова решит нанести удары.
Он кивает, опустив взгляд на асфальт, и чувство вины, исходящее от него, едва не ставит меня на колени.
— Ее чуть не изнасиловали сегодня ночью, а я был слишком занят ненавистью к ней, чтобы даже спросить, все ли с ней в порядке.
Мои губы сжимаются в жесткую линию, и я киваю, не зная, какой реакции он от меня ожидает.
— Она моя гребаная сестра. Моя младшая сестренка, — говорит он. — Если бы что-то случилось, или если бы я потерял ее… Блядь. Ты не представляешь, какие жестокие вещи я наговорил ей, когда она пришла ко мне, умоляя выслушать ее. Я практически назвал ее отчаявшейся шлюхой, которая не смогла удержать ноги вместе, а затем выгнал ее, и когда она не выдержала и разрыдалась на полу в моей гостиной, я проигнорировал ее, как будто она ничего не значила.
— Она знает, что это не то, что ты думаешь, — говорю я ему. — Она просто ждет, когда ты придешь и все обсудишь.
— Ты, блядь, не понимаешь, — говорит он. — Она вошла в комнату, и на нее напали, и, хотя она была чертовски напугана, в тот момент она знала, что не может положиться на меня. Что я бы, блядь, не помог ей, и она была бы права. Если бы она позвонила мне, нуждаясь в помощи, я бы перевел звонок на голосовую почту. Черт, он бы даже не прошел, потому что я, блядь, заблокировал ее. Достаточно того, что меня не было в городе, когда другой мудак преследовал ее, а теперь еще это? Я продолжаю ее подводить.
— Тогда вытащи голову из своей гребаной задницы и загладь свою вину перед ней, — огрызаюсь я. — Ты хоть представляешь, как ей больно из-за того дерьма, которое ты на нее вываливаешь? Это убивает ее, а ты слишком зациклен на своих чувствах, чтобы понять, что ты делаешь с ней.
— Прекрати говорить о моей сестре так, будто ты, блядь, ее знаешь. Это не так.
— Знаю.
— О, точно. Потому что ты думаешь, что внезапно влюбился в нее? Она позволила тебе трахнуть ее несколько раз, и теперь ты признаешься в своей безграничной любви?
Я хватаю его за шиворот и притягиваю к себе.
— Может, ты и мой лучший друг, но еще раз так о ней заговоришь, и я без колебаний тебя ударю, — говорю я ему, прежде чем отпускаю его футболку и отталкиваю его. — Это не то, что пройдет само собой. Я хочу быть с ней. Я хочу начать с ней жизнь и, черт возьми, может быть, даже однажды, если она согласится, сделать ее своей женой. Это не просто дурацкая фаза, Остин. Когда ты это поймешь? Неужели ты думаешь, что я поставил бы на кон двадцать пять лет дружбы, если бы это ничего не значило?
Остин сжимает челюсти.
— Как ты думаешь, какую жизнь ты ей дашь? — спрашивает он, не впечатленный. — Ты ей не подходишь. Ты владеешь ночными клубами и хочешь расширяться по всей стране. Что это должно означать для Аспен? Она что, должна всю жизнь таскаться за тобой по всему миру, и смотреть, как ты воплощаешь свои мечты, а она в это время будет бездельничать? Нет, блядь.
— Честно говоря, я не знаю, но что я знаю точно, так это то, что она заслуживает права решать это сама, а не позволять тебе решать за нее. Ты ясно показал, что на самом деле тебе насрать на то, чего она хочет. Последние три недели более чем доказали это.
— Ну и что? Я должен просто смириться с тем, что вы теперь вместе?
— Ага, — усмехаюсь я. — Это именно то, что ты должен сделать. Потому что, хотя я и могу смириться с тем, что ты отстраняешься и обращаешься со мной как с дерьмом, она нет. Ты гребаное солнце на ее небосклоне, и эти последние несколько недель ты заставил ее жить в абсолютной темноте. Ты нужен ей сейчас больше, чем когда-либо, так что смирись с этим. Проглоти свою гордость и будь рядом с ней.
Сказав то, что мне нужно было сказать, я собираюсь уйти, когда он окликает меня сзади.
— А ты?
Я останавливаюсь и оборачиваюсь, слишком чертовски уставший для этого.
— Честно говоря, мне уже плевать. Ты можешь презирать меня за то, что я за твоей спиной был с ней, и еще два часа назад я был готов на все, чтобы заслужить твое прощение, но теперь я задаюсь вопросом, было ли это ради нее или ради тебя, — говорю я ему. — Я предал твое доверие самым ужасным образом, и последние два месяца я снова и снова причинял ей боль из-за чувства вины, которое я испытывал за свой поступок. Но ты должен был быть ее самым большим защитником. Ты должен желать для нее всего мира и помогать ей достичь всего, о чем она когда-либо мечтала, а то, как ты обращался с ней последние несколько недель… Я не знаю, чувак. Ты не тот, кем я тебя считал. Так что да, мне жаль, что я предал твое доверие и действовал за твоей спиной, но мне не жаль, что я влюбился в твою сестру и нашел что-то настолько чертовски реальное, что мне больно просто находиться вдали от нее. Если ты сможешь смириться с этим и научиться быть в ее жизни, не причиняя ей боли, тогда отлично. Если нет, то с меня хватит. Я буду с ней с твоего одобрения или без него, и я чертовски надеюсь, что ты сможешь встать на правильную сторону, потому что от этого никуда не деться. Я люблю тебя как брата, Остин, и для нас обоих будет очень важно, если нам не придется скрывать это от тебя.