— Значит, это все, да? Ты просто выбрасываешь на ветер двадцать пять лет дружбы?
— Нет, чувак. Это делаешь ты, — говорю я ему. — Ты предпочитаешь верить, что я недостаточно хорош для нее, что я слишком чертовски сломлен, чтобы предложить ей что-то реальное, даже не пытаясь копнуть немного глубже и увидеть, что находится прямо у тебя перед глазами, и из-за этого ты наказываешь всех нас.
— Ты действительно так сильно в нее влюблен?
Я киваю.
— Да, чувак. Так и есть.
Он тяжело вздыхает и кивает. Не потому, что он согласен, а потому, что он пытается услышать, что я говорю, и с этими словами я, наконец, поворачиваюсь и ухожу, чертовски надеясь, что он сможет принять правильное решение и вернуться к Аспен как хороший брат, которого она всегда боготворила.
36
АСПЕН
Когда мы с Айзеком выходим из полицейского участка, уже перевалило за полдень, и я не собираюсь лгать, сегодняшний день был для меня не самым лучшим. Как только я проснулась, Айзек притащил меня в полицейский участок отвечать на вопросы, где меня заставили заново переживать все это, и как раз когда я думала, что хуже уже быть не может, детективы заставили меня просмотреть записи с камер наблюдения в темной комнате, и это повергло меня в слепую панику. Я целый час пытался успокоиться, и как только мне это удалось, они обрушили на меня все свои вопросы.
Хотя я не жалею об этом — о вопросах, а не о том, что ткнула ручкой. Мне потребуется некоторое время, чтобы смириться с этим, и что-то подсказывает мне, что я проведу долгие часы с психотерапевтом, пытаясь справиться с этим, но я рада, что все закончилось. Полиция спросила меня обо всем, что им нужно знать, и, судя по предоставленным им видеозаписям, это было легко расценено как самооборона. Им все еще нужно провести вскрытие и поставить галочки во всех своих графах, но они сказали мне, что я свободна. Но это не помешало им сказать мне “не покидайте город”.
Что касается Айзека, то, учитывая обстоятельства, его участие в случившемся было признано незначительным, но он не выглядел обеспокоенным. Если бы они захотели предъявить ему обвинения в нанесении побоев, он был готов их принять.
Айзек подъезжает к моему дому, и я сжимаю губы в тонкую линию, глядя в его темные глаза.
— Ты действительно уверен, что это хорошая идея? — спрашиваю я. — Я понимаю, что ты не сдерживаешься и хочешь, чтобы это произошло, но ты ведь понимаешь, что, похитив меня и забрав к себе домой, ты, по сути, вынуждаешь меня переехать к тебе?
Он непонимающе смотрит на меня.
— Мы ссоримся с тобой, Айзек. Постоянно, — указываю я, на случай, если он еще не понял этого. — Если я перееду к тебе, пока все еще так ново… это будет катастрофа. Не говоря уже о том, что ты никогда не жил в одном помещении с женщиной… ну, вообще никогда. И твоя мама не в счет.
— Аспен…
— Ты знаешь, какие мы гадкие? — спрашиваю я. — Наши волосы выпадают в душе и засоряют слив, а когда они запутываются в моих пальцах, я делаю ими маленькие завихрения на душевой сетке.
— Может, заткнешься на хрен со своими завихрениями в душе, поднимешь свою задницу в квартиру и начнешь собирать вещи? — требует он. — Я не изменю своего решения. Я хочу, чтобы ты была со мной. Кроме того, на случай, если ты не заметила, неприятности, кажется, следуют за тобой повсюду, куда бы ты ни пошла, и было бы чертовски легче уберечь тебя от них, если бы ты приходила ко мне домой каждую ночь.
Я усмехаюсь, уставившись на него.
— О, понятно. Это все потому, что ты думаешь, что мне нужна нянька на полный рабочий день.
— Богом клянусь, Аспен. Или тащи свою задницу наверх и начинай собирать вещи, или я…
— Что ты сделаешь?
— Ты бесишь меня, Аспен Райдер.
— Могу сказать о тебе тоже самое, Айзек Бэнкс.