Гребаная лгунья. Просто один из штампов ночных клубов? Чушь собачья.
Анджелла, прищурившись, смотрит на Аспен, а затем макает палец в воду и трет штапм, просто чтобы убедиться, что она не лжет, и когда штамп начинает размазываться по ее тонкому запястью, и Марк, и Анджелла расслабляются.
А вот мы с Остином нет.
Потому что этот штамп — это не просто штамп какого-то ночного клуба, подобного тем трем, которыми я владею. Это штамп эксклюзивного подпольного секс-клуба, о котором я забочусь, чтобы люди ни хрена не подозревали, что я его владелец. Штамп, который позволил ей попасть в VIP-зал. В тот самый зал, где прошлой ночью я часами ублажал красивую женщину, прикасаясь к ней так, как к ней еще никогда не прикасались.
Это клуб не для слабонервных. Я создал его специально для того, чтобы члены клуба могли исследовать свои сексуальные фантазии, расширять свои границы и свободно делать то, что они не смогли бы сделать в уединении собственного дома. Место, где они могут найти партнеров, готовых сделать то, что любимому партнеру, возможно, не по душе.
В некоторых отношениях это пиздец, но в других, как прошлой ночью, это никогда не было так охуенно правильно. Но одно можно сказать точно: "Vixen" — это такой клуб, о котором милая, невинная душа вроде Аспен Райдер ни черта не должна знать.
Но если она знает, то, возможно, она не такая уж милая и невинная душа, какой я всегда ее считал. И внезапно я готов переступить все чертовы границы, чтобы узнать это.
6
АЙЗЕК
Взяв кухонное полотенце, я вслепую насухо вытираю фарфор Анджеллы, не отрывая взгляда от окна, и наблюдая за Аспен, которая направляется к бассейну в купальнике, от которого у меня подкашиваются колени, а упругие округлости ее задницы смотрят на меня в ответ, словно умоляя откусить кусочек.
Но все, о чем я могу думать — это этот гребаный штамп.
На самом деле, вычеркните это. Я могу думать только о двух вещах.
О штампе и о том, что в ней изменилось. Я никогда не видел ее такой, такой уверенной в себе. Она чертовски светится, и хотя это свечение выглядит на ней просто потрясающе, есть все шансы, что она с кем-то встречается, и я готов поспорить, что именно этот мудак привел ее в “Vixen” вчера ночью. Она сказала, что это ее подруга Бекс вытащила ее, но я в этом сомневаюсь. За последние двадцать минут, сидя напротив нее и чувствуя, как с Остина спадает напряжение, я вдруг задался вопросом, а знаю ли я ее вообще.
Блядь. Что, черт возьми, со мной не так?
Остин ставит тарелку на сушилку, затем берет другую и опускает ее в раковину, даже не удосужившись посмотреть, отмылась ли тарелка. Его взгляд устремлен в окно, как и мой. Только я могу гарантировать, что он не пялится на задницу своей сестры, как я.
— Какого черта она вообще там делала? — он шипит, понизив голос, чтобы его родители не услышали нас из гостиной.
— Как ты думаешь, что она там делала? — я бросаю ему в ответ: — Это секс-клуб, Остин. Ты бывал там много раз. Ты знаешь, что там происходит. Очевидно, она была…
— ПРЕКРАТИ! — процедил он сквозь зубы, чуть не разбив одну из шикарных тарелок своей матери. — Даже не думай заканчивать это гребаное предложение.
Я закатываю глаза. Неужели он настолько заблуждается, что думает, будто его сестра не занимается сексом? Черт, она же старшекурсница колледжа, она, наверное, трахается чаще, чем Остин. Он потерял девственность в четырнадцать лет с какой-то чирлидершей, которая в итоге разбила его маленькое хрупкое сердечко, а что касается Аспен, то ей уже двадцать два. Я могу гарантировать, что этот корабль давно уплыл, но это не то, о чем я должен напоминать ему прямо сейчас. И вообще, никогда. Только если я не хочу провести остаток выходных, залечивая сотрясение мозга.
Я смотрю, как Аспен убирает свои длинные каштановые волосы в пучок, а затем берет бокал с коктейлем. Она делает глоток, и каждое движение совершается так медленно, словно она знает, что все мое внимание приковано к ней.
Я на грани. Мне нужно взять себя в руки.
Отложив тарелку, я хватаю следующую, яростно вытирая ее, как будто она лично меня оскорбила.
Остин тяжело вздыхает.
— Ты был там прошлой ночью, верно? — спрашивает он. — Разве ты ее не видел? Ты всегда проверяешь списки. Ты должен был видеть ее имя.
Я качаю головой.
— Поверь мне, если бы я, блядь, увидел ее, я бы вышвырнул ее оттуда, — говорю я ему, чертовски хорошо зная, что лгу.
Извращенное любопытство заставило бы меня следить за каждой гребаной секундой, за тем, как она двигается, как ей это нравится, и как искажается ее лицо, когда она кончает… И тогда я, вероятно, дрочил бы в ванной, как чертовски возбужденный подросток. Но Остину не обязательно это знать. То, что физические границы четко очерчены, не означает, что мои мысли не заходили за них раз или два.