Я усмехаюсь, пытаясь преуменьшить, насколько сильно я хотела бы, чтобы все было так просто.
— Я могла бы стоять перед Айзеком обнаженной, на мне не было бы ничего, кроме пары черных туфель на каблуках и большого красного банта, и он бы все равно не заметил, — говорю я, начиная понижать голос, когда мы подходим к парням. — Так что, нет. Если у меня не будет бурной ночи с лучшим другом моего брата, то и у тебя не будет бурной ночи с братом твоей лучшей подруги.
— Черт, — вздыхает она. — Могу я хотя бы немного пофлиртовать?
— Сколько душе угодно, — смеюсь я.
Бекс улыбается мне в ответ, ее рука крепко обхватывает мою, когда мы наконец встречаемся с парнями, и, как всегда, когда взгляд Айзека поднимается на меня, мои колени превращаются в желе, и мне приходится остановиться, чтобы не упасть.
— Как раз вовремя вы пришли сюда, дамы, — говорит Айзек тем глубоким тоном, который будоражит что-то дикое во мне.
Его пристальный взгляд блуждает по моему лицу, лишая меня дара речи, и когда в его глазах вспыхивает что-то порочное, чего я никогда раньше не видела, — черт возьми, от этого у меня учащается пульс, и я отчаянно хочу большего.
Он был странным после сегодняшнего дня в бассейне, как будто что-то его встревожило, и я не купилась на его оправдание о том, что он не подал какие-то документы для “Скандала”. Когда хочешь кого-то так долго, как я хотела его, ты узнаешь о нем все. Ты узнаешь, что заставляет его напрягаться, что задевает его за живое, каждый его пунктик, и когда дело доходит до Айзека Бэнкса, я знаю все. Он лгал. Не было никакого заявления, которое ему нужно было подать, что-то еще его насторожило, и я не могу не задаться вопросом, не я ли это.
— Не стоит торопиться с совершенством, — говорит Бекс, указывая на наши тела и потрясающие наряды, которые она выбрала, одновременно спасая меня от неловкого молчания.
Взгляд Айзека опускается вниз по моему телу, медленно скользит по груди и талии, прежде чем проплыть прямо по бедрам и до самых каблуков. Он неторопливо поднимает его обратно, и на его губах задерживается знакомая ухмылка, а затем он встречает мой взгляд с глубокой удовлетворенностью в своих темных глазах.
— Нет, не стоит, — рычит он.
Охренеть. Почему у меня вдруг между ног разгорается огонь? И почему, черт возьми, он так на меня смотрит, особенно в присутствие Остина? Последние несколько лет он намеренно старался не смотреть на меня.
Айзек выдерживает мой пристальный взгляд, пока мое сердце выпрыгивает из гребаной груди, и когда Бекс прочищает горло, чары внезапно рассеиваются. Я отвожу взгляд и успеваю заметить, как Остин закатывает глаза, а из его горла вырывается раздраженный смешок. Он берет свой стакан и быстро выпивает почти половину, а затем ставит его обратно на барную стойку, слишком грубо, чтобы считать это безопасным.
Он не говорит ни слова, но я знаю своего брата достаточно хорошо, чтобы понимать, что он не сможет так просто это оставить. Он испортит весь вечер, если я ему это позволю, а я не для того дала Бекс полную свободу действий в отношении моего наряда, чтобы мой засранец брат передал мне свое плохое настроение.
— Уф, серьезно? — я стону. — Тебе было недостаточно испортить обед в честь дня рождения мамы, теперь ты должен испортить еще и сегодняшний вечер?
Голова Остина резко поворачивается ко мне, и в его глазах пульсирует ярость.
— Ты, блядь, издеваешься надо мной, да? — он требует ответа. — Это я испортил мамин обед? Иди на хуй, Аспен. Я люблю тебя, но ты, блядь, бредишь. Это ты появилась со штампом “Vixen” на запястье. Вся эта херня сегодня — на твоей совести.
— Черт возьми, Остин. Ты такой лицемер.
Его глаза практически вылезают из орбит.
— Лицемер? — он шипит.
— Ты меня слышал, — бросаю я ему в ответ. — Ты точно знал, что это за штамп, а учитывая эксклюзивность клуба, узнать его можно, только если ты сам там побывал. А это значит, Остин. Ты чертов лицемер. Почему для тебя это нормально, а для меня нет?