— Так хорошо? — спрашивает он.
Все, что я могу сделать, это с трудом сглотнуть и кивнуть.
— Не двигайся, Птичка.
Я чувствую, как он перемещается позади меня, и, прежде чем я успеваю понять, что он делает, он оказывается на коленях, и как только его теплый рот накрывает мой клитор, шарики начинают вибрировать внутри меня.
— О, черт возьми, — выдыхаю я, делая глубокий вдох, а мои колени подгибаются подо мной.
Я чувствую порочную ухмылку Айзека на своей сердцевине, но, поскольку все мое тело начинает дрожать, я не могу даже окликнуть его. Это интенсивно и так чертовски хорошо. И когда эти шарики двигаются внутри меня, клянусь, я вижу звезды.
Мое дыхание становится неровным, глубоким, и когда его язык скользит по моему клитору, я чувствую знакомое напряжение глубоко внутри.
— Черт, Айзек, — стону я, впиваясь ногтями в лодыжки и извиваясь под его хваткой.
Я не могу этого вынести. Это слишком. Слишком напряженно, но, черт возьми, я доведу это до конца.
Он воздействует на мой клитор лучше, чем я когда-либо делала это пальцами. Посасывая, щелкая, дразня, пока я практически не оказываюсь верхом на его великолепном лице, и все это время вибрирующие шарики отправляют меня в совершенно новое измерение.
— О, черт. Я собираюсь…
Я не успеваю вымолвить больше ни слова, прежде чем взрываюсь, мой оргазм проносится сквозь меня, как гребаная ракета, переполняя мой организм и вознося меня выше, чем когда-либо прежде. Что бы ни контролировало вибрацию шариков, оно не ослабевает, как и язык Айзека, и по мере того, как мои стенки пульсируют вокруг шариков, мой оргазм усиливается.
Мои колени начинают подгибаться, и только сила воли удерживает меня на ногах, а по мере того, как оргазм пульсирует в моем теле, все во мне сжимается. Мои стенки начинают сокращаться, не в силах выдержать интенсивность ни секундой дольше, и, словно почувствовав мой предел, Айзек ослабляет давление, и вибрация медленно затухает, но он не решается отключить ее полностью.
Я падаю.
Айзек подхватывает меня прежде, чем я падаю на пол, и осторожно опускает, пока я не растягиваюсь на прохладном полу, не в силах отдышаться.
— Срань господня, — выдыхаю я. — Мне нужно купить себе несколько этих шариков.
Айзек ухмыляется.
— На колени, Аспен, — говорит он, поднимаясь на ноги. — Ты думаешь, все закончилось только потому, что ты кончила? Это была всего лишь разминка.
Что ж, блядь.
Почти не в силах пошевелиться, особенно когда шарики все еще внутри меня, все, что я могу сделать, — это сесть и опереться на руки, наблюдая, как он тянется через плечо и хватается за свою футболку, стягивая ее через голову, и в тусклом освещении он выглядит как гребаный бог — греческий бог, как он всегда шутил.
Его темный пристальный взгляд возвращается ко мне.
— Кажется, я сказал тебе встать на колени, — интересуется он, прежде чем взять в руки какой-то контроллер. Он нажимает на кнопку, и шарики оживают с такой интенсивностью, словно Айзек физически подключил этих ублюдков и послал миллион вольт электричества через меня.
— О ЧЕРТ! — я ахаю, мои глаза расширяются от странной смеси шока и удовольствия.
— Не заставляй меня просить снова.
— Хорошо, хорошо, — говорю я, с трудом поднимаясь на колени, пока шарики сталкиваются друг с другом, массируя мои слишком чувствительные стенки.
От этого движения мои бедра подрагивают, и мне приходится делать медленные, глубокие вдохи, чтобы попытаться вернуть свое тело на землю. Но когда я вижу, как Айзек шагает ко мне, держа руку на пуговице джинсов, внезапно все остальное перестает иметь значение.
Неужели я собираюсь сделать то, о чем думаю? То, о чем я мечтала с того самого момента, как узнала, что это такое?
Он медленно расстегивает пуговицу на джинсах, открывая верхнюю часть ровно настолько, чтобы просунуть руку внутрь. Мой рот наполняется слюной, и я слежу за его движениями, когда он сжимает в кулаке массивный член, медленно двигая им вверх-вниз.
— Ты возьмешь меня в рот, Аспен. И ты не остановишься, пока я не опустошу себя в твоем сладком ротике. Это понятно?
Я с трудом сглатываю и киваю, не в силах подобрать ни единого слова, которое стоило бы произнести вслух.
С этими словами Айзек стягивает джинсы и опускает их ниже своих сильных бедер, прежде чем джинсовая ткань падает на пол. Я даже не замечаю, как он от них избавляется. Мое внимание остается сосредоточенным исключительно на том, как он сжимает свой толстый член, его большая рука едва может обхватить его, когда блеск его пирсинга бросается в глаза в тусклом свете.