— Нина записала дочь на твою фамилию.
Виктор оторвал голову от груди Веры и потрясенно взглянул на нее.
— Раз я это знаю, — прошептала хранительница. — Значит, добрыми делами ты искупил вину. Помнишь, как Нина тебя называла?
— Абарян, — неуверенно выдал хирург.
— Это твоя фамилия, — улыбнулась Вера. — А ты, похоже, думал, что ты русский? Ты свое лицо видел? Ты армянин.
Хирург удивленно взглянул на свои руки и шумно выдохнул.
— Послушай, — продолжила Вера. — Ты сделал глупость, и она обернулась катастрофой не только для тебя, но и для других людей. Но ты остался хорошим человеком, иначе не заработал бы прощения. Однако если сейчас продолжишь усердствовать, чувство вины разъест в твоей душе то, что связывает тебя с реальностью. Настало время исправить то, что вы с Ниной натворили. Если позволишь, я заберу боль, и мы сможем уйти. Она ждет тебя, твоя вторая дочь…
Хирург неуверенно протянул Вере руку, и та с благодарностью накрыла ее своей ладонью.
Призрачный мир рассеялся. Вера сидела у разбитой пустой машины и гладила Виктора по спине. Взглядом она тут же встретилась с Иннокентием. Психиатр смотрел потрясенно. Хранительница с трепетом поняла, что ей еще никогда раньше никто так искренне не восхищался. Не хотелось отрывать взгляда и заканчивать это.
— Вер, ты сделала невозможное, — произнес психиатр, прежде чем стражи сорвались с мест, оттеснили Иннокентия, и бросились к ней.
Вера вскочила на ноги и почти силой подняла хирурга. Виктор был словно еще не в себе. Взгляд у него был затуманенный. Хранительница отступила к машине, она нутром чувствовала, что сейчас придется защищаться. С надеждой Вера взглянула на Иннокентия — уж она-то не смогла бы сейчас стражам навалять, а психиатр, судя по недавно высказанным опасениям, был на это способен.
— Давайте пока без драки! — это был голос Михаила Петровича. — Я должен знать, что натворили мои подопечные, прежде чем вы решите с ними расправиться. Таковы правила.
Стражи отпрянули.
— Я глава больницы, — пояснил патологоанатом. — И знаю, для того, чтобы нанести вред хранителю вам потребуется веская причина. Она у вас есть?
Иннокентий шумно выдохнул и отступил к коллегам.
— Поменялись местами, значит, с Верой Павловной? — прищурился один из стражников. — То-то я и смотрю, чего она не такая бойкая как всегда?
— У вас есть причина держать их здесь? — настаивал патологоанатом.
— С вашей больницей всегда проблемы! Один из них чуть не превратился в аномалию, двое других пытались его защитить, — выдохнул тот из мужчин, что, видимо, был у стражей главным.
Михаил Петрович после этого посторонился. За ним стоял длинный худой человек в черном плаще старинного кроя, больше напоминавшем накидку. Вера едва узнала в нем Иваныча, когда тот заговорил.
— Все трое люди. За нападение на них вы ответите так же, как и за любую невинную душу.
Стражи переглянулись и, поклонившись привратнику, молча отступили в темноту. Вскоре их силуэты смазались и растаяли, словно разогнанные утренним солнцем клочья тумана.
Привратник строго оглядел хранителей и произнес:
— Что-то больно много с вами мороки в последние дни, — после этих слов он так же растаял в воздухе, как и в прошлый раз, когда приходил познакомиться в комнату к Вере.
Наконец к Вере, Виктору и Иннокентию подскочил патологоанатом.
— Вы что творите?! — воскликнул Михаил Петрович. — Вы хотя бы представляете себе, чего мне стоило вызвать сюда привратника?! А что, если бы я этого не сделал?! Что было бы с вами тремя?!
— Простите, профессор, — потупился психиатр. — Думал, справимся.
Михаил Петрович обернулся к Вере.
— Ладно этот, за сто лет практики он, наверное, думает, что в одиночку победит огнедышащего дракона! Но ты! Ты могла хотя бы позвонить мне и сказать, куда вы направляетесь?! Я пришел вас проведать и о том, куда вы исчезли, мне пришлось догадываться самому! А что, если бы я ошибся?! У меня ведь было несколько вариантов!
Вере вдруг стало так тепло от этих слов. Она понимала, что тирада профессора была вызвана вовсе не желанием отругать непослушных докторов. Он кричал сейчас потому, что искренне испугался за подчиненных. Как давно за Веру никто так искренне не переживал!
Девушка посмотрела на Виктора. Хирург стоял, прислонившись к искореженному автомобилю спиной, и держался за виски. Создавалось впечатление, что у него очень сильно болела голова. Странно, что дар Веры сработал не так как обычно и теперь за последствия анестезии расплачивался хирург.
— Управлять коллективом нелегко, — сказала Вера Михаилу Петровичу. — Но вы отлично справляетесь, куда лучше, чем я.
После этого она прошагала к хирургу и подставила ему плечо. С другой стороны тут же встал Иннокентий.
— Ему нужно выспаться, профессор, — сообщил психиатр. — Похоже, наконец, решилось дело с бессонницей. Вера очень помогла.
Виктора до флигеля довели молча. Он, и правда, едва на ногах стоял. Иннокентий прошагал в собственную гостиную, а потом распорядился:
— Можешь занять кровать. У меня всего одно спальное место, — для чего-то уточнил он.
Вскоре хирурга уже устроили на перине, и он отключился. День клонился к вечеру. Вера и Иннокентий стали по разные стороны от постели и молча посмотрели друг на друга. Непонятно, что было делать дальше. Казалось, эти сутки сблизили их настолько, насколько было возможно. Они уже знали все необходимое друг о друге, чтобы начать что-то более серьезное, что можно было бы назвать "просто друзья". И в то же время Вера ужасно боялась сказать неверное словно, сделать неправильный жест. Что если он оттолкнет ее?
Иннокентий вышел. Вера слышала, что в гостиной он разбирал портфель, возвращая в ящик ампулы.
— Останься с ним на ночь! — раздалось оттуда. — Пожалуйста.
Вера вышла из комнаты и встала в дверях. Было приятно, что Иннокентий доверял ей свое жилище и в то же время… куда он собирался сам?
— Я должен вернуться в отделение и привести в порядок дела, — объяснил психиатр. — Меня неделю не было. Все, конечно, подумали, что у меня отпуск. Но, Вера, я веду работу с больными и не могу бросать их. Одинокие старушки, хронические алкоголики, истерички… Я вернусь, как только станет ясно, что ни с кем не случилось ничего трагического. Может, вечером, а может быть, под утро. Кушетка, если хочешь, твоя.
— Спасибо, — улыбнулась Вера.
Иннокентий вновь задержал свой взгляд на ее лице чуть дольше условленного для обычной дружбы и тоже улыбнулся.
— Ты нас обоих спасла, — сказал психиатр в прихожей, надевая пальто. — Это здорово, наверное, понимать, что делаешь то, за что тебя наконец-то никто не осудит.
С этими словами он вышел. А Вера осталась стоять в дверях, ошарашенная. У нее было странное чувство, что Иннокентий пытался разобраться в том, что она такое, так же как она сама старалась открыть для себя его.
Вера еще немного постояла, а потом бросилась к окну и долго смотрела на то, как психиатр идет в свой корпус.
Наконец, она оторвалась от своего занятия и огляделась. Нужно было еще убрать учиненный Любой беспорядок. С этим-то Вера и провозилась до позднего вечера и осталась довольна результатом. Хозяйкой она всегда была хорошей. Потом Веру понесло на кухню. В двух оставшихся комнатах у психиатра оказались устроены кухня и столовая. В отличие от других хранителей, которые довольствовались перекусами и имели для этого в своем жилище своеобразный походный набор в виде электрической плитки и чайника, у Иннокентия все было заведено как у обычных живых людей. Впрочем, запасов продуктов, годных для приготовления полноценных блюд, Вера все равно у него не обнаружила. Только печенье, шоколад, конфеты, кофе, чай, алкоголь — все, что обычно дарили пациенты.
Следом Вера переместилась в столовую. Там были несколько больших стеллажей с книгами. Однако ассортимент отличался от того, что собирала прошлая Вера Павловна. Иннокентий предпочитал художественную литературу. На полках поместились произведения многих классических авторов. Кое-какие труды по истории, две полки были отданы изобразительному искусству. Вера нашла несколько книг, в которых были собраны репродукции картин. Сбоку сиротливо стояла "Анатомия для художников". Вера вытащила книгу. Так он этому учился? Ей казалось, что такие таланты как рисование сродни божьему дару.