Следом она прилегла на кушетку и стала с интересом читать. В конце концов, после двух с лишним месяцев, отданных непрерывной зубрежке медицинской литературы, это был приятный перерыв. Затем Вера вновь вытащила блокнот и стала сравнивать рисунки с тем, о чем говорилось в книге. Все-таки ей было непонятно, как пользуясь одним только грифелем создать на чистом листе то, что могло вызвать отклик в чужой душе, настоящее чувство…
Вера проснулась утром. Она и не заметила, как задремала. Кто-то укрыл ее пледом, пока она спала. Вера приподнялась и села. Книга лежала на полу. Иннокентий, должно быть, забрал тяжелую вещь у нее из рук. Вера смутилась, осознав, что он видел, что она снова брала блокнот. На обложке лежал вчетверо сложенный лист. Послание. Одна сторона подписана. Вера вдохнула, вглядываясь в строчки. Ей было и страшно и трепетно начинать.
"Тебе было интересно, как у меня это получается", — гласила первая: "P.S. Можно уже отменять хлорпротиксен".
Вера развернула лист. Там был рисунок. Психиатр нарисовал ее спящей. Это был быстрый карандашный набросок, и все же… Вера прижала бумагу к груди, чувствуя, как громко ухает сердце. Ее еще никто никогда не рисовал. Не то, чтобы это было то, за чем Вера охотилась. Это было очень личным, почти что признанием. Она посмотрела на рисунок еще раз. Вера у Иннокентия вышла очень нежной, задумчивой и будто бы даже чем-то встревоженной. Она никогда себя такой не видела. И ведь она даже не знала, как сказать за это спасибо, а чувствовала, что должна.
Что-то грохнуло в спальне. Вера вскочила и побежала на звук. Выяснилось, что хирург, ворочаясь, свалил с тумбочки часы и недоуменно теперь взирал на пол.
— Где я? — просил он у Веры, потирая голову. — С того нашего с тобой разговора о дочери и вине не помню вообще ни черта. И голова болит как будто бы я пил сутки.
Вера прислонилась к косяку, стараясь сдержать улыбку.
— В святая святых, — ответила она.
— Это еще где? — нахмурился хирург, не оценив иронии.
— Психиатр уступил тебе свою кровать.
Виктор одним движением сел и яростно растер виски.
— Звучит как-то не очень, — наконец выдал он. — Может, он действительно теперь по мужикам, как поговаривают некоторые его коллеги?
— Не думаю, — улыбнулась Вера. — Это был дружеский жест. Ты ведь мечтал с ним подружиться.
Виктор взглянул на свои руки и выдал:
— Ты права, глупость сказал.
Вера вышла из комнаты и отправилась за сигаретами и кофе. Она помнила, что хирург до смерти это любил.
— Зуб даю, этот Береговой наверняка сам пытался подкатить к нему, — долетело из соседней комнаты, пока девушка готовила кофе.
— Кто такой Береговой? — произнесла Вера, помешивая в турке черный напиток.
— Зав неврологией. Гадкий тип. С тех пор как он работает там, у них с Курцером… непримиримая вражда. И кто-то начал распускать слухи, что они бывшие любовники. Ну и больница… знаешь, люди любят жареные истории. Тебе еще не говорили, что психиатр гей?
Вера фыркнула и занесла кофе в спальню. Говорили. Ну и что?
— Спасибо, — произнес хирург, принимая из ее руки напиток.
Следом Вера протянула сигареты.
— Думаю, сегодня можно, — ответила она на взгляд хирурга. — Первый день без психотерапии и, уверена, он сам курит в кровати.
Виктор хитро прищурился и с одобрением взглянул на Веру. Следом он затянулся.
— Я ведь сто лет не курил, — выдал хирург. — Ну ладно, не сто, тридцать. С тех пор как расстался с Ниной. Мы ведь тогда с ней курилке в первый раз подвисли и там потом часто встречались, чтобы договариваться на счет свиданий.
Вера прислонилась спиной к стене.
— Расскажи еще про неврологию, — попросила она.
Виктор поднял голову.
— Да что еще? Тебе надо походить на терапевтические пятиминутки и послушать, как он спорит с заведующим. Сама все поймешь. Для терапевтов это шоу. Курцера любят, а Берегового боятся. Он какой-то ставленник глав. врача и по совместительству кандидат наук. Пишет странные статейки типа влияния живой воды на нейроны, вот такого качества, а Иннокентий терпеть не может этого. Никто в больнице не помнит, что такого доктор Курцер написал и почему он кандидат, издавался-то он еще пока был живой, и вообще по другой дисциплине, но все привыкли его слушать. Когда этот мужик начинает на пятиминутках выступать, психиатр берет слово и критикует его. Такой его крестовый поход против всего плохого в нынешней науке. Он ведь довольно известным в свое время акушером был. Выжить хранителя из больницы невозможно. Береговой чего только не перепробовал, но, ясное дело, ему не везет. Врачи видят в этом божественное провидение.
Вера улыбнулась.
— Вер… — голос Виктора оборвал ее мысли. — А как ты ну… как ты меня вытащила? Я ведь чувствовал, что почти… она меня в себя затянула, эта вина.
Хранительница сложила руки на груди.
— Мы были там оба, — Вере показалось, что хирургу важно будет это знать.
— С психиатром?
— Да, это он понял, что надо спешить. Я бы в жизни не догадалась, ни что случилось, ни где тебя искать. Он тебя от стражей защищал, пока я придумала способ…
— Он? — глаза Виктора округлились.
— Да. И я думаю, рисковал не на шутку, когда пригрозил им, что снимет очки.
Хирург выдохнул и крепко сжал левое запястье правой рукой.
— Вер, — наконец он посмотрел хранительнице в глаза. — Правда в том, что не одна ты себя чувствовала недостойной быть здесь. Я тоже… Поэтому я и не стал осуждать тебя, когда ты все рассказала. Я очень хотел подружиться с ним. Прямо помешался на этой идее. Он ведь знал обо мне всю правду и все равно помогал искренне… Так я хотел получить доказательство того, что не такой уж я и ужасный человек.
Вера покачала головой и тут хлопнула входная дверь. Вскоре в комнате показался Иннокентий. В руках у него был пакет. Вера посмотрела на психиатра, вспомнив о его подарке. Как они теперь будут общаться? Однако Иннокентий прошагал в спальню, не уделив внимания ей, и поставил пакет на кровать.
— Я ходил до магазина, — пояснил психиатр. — Здесь все, что ты так любишь. Нездоровая пища: чипсы, шоколад и газированная вода. Хорошо, что после смерти тебе уже не грозит метаболический синдром.
Виктор заглянул в пакет и когда снова поднял голову, то выглядел очень растерянным, словно ребенок.
— Ты, правда, защищал меня от стражей? — спросил хирург.
Иннокентий прищурился.
— Да. И не потому, что это было правильно, — с этими словами он сел в кресло. — Ты сделал бы для меня то же самое. Приключение с Любой позволило мне многое осознать.
Иннокентий прервался и мельком взглянул на Веру. И девушке показалось, что он кое-чего не договорил. Приход новой хранительницы позволил ему переосмыслить все то, к чему он, наверное, уже долгое время был подготовлен. Появление Веры толкнуло чаши весов и, в конечном счете, в маленьком коллективе хранителей вещи обрели новый, лучший баланс.
— Я не против такого друга как ты, — подвел итог психиатр.
Виктор молча полез в пакет и вынул оттуда шоколад и чипсы.
— Ну ладно, друзья, — пробормотал он. — Будете?
Вера улыбнулась и присела на край постели.
— Ты помнишь теперь свою фамилию? — уточнила она.
Хирург кивнул.
— Абарян.
Глава 9. Добрые намерения
Вскоре запас нездоровой еды иссяк, ели все, сидя на постели и Вера даже чувствовала нечто похожее на аппетит. Психиатр шутил. Еще в первый вечер, когда Иннокентий пригласил девушку в свое жилище, она поняла, что у этого хранителя легкий характер. Но вот, кажется, сейчас, когда он позволили себе быть собой, эти его качества раскрылись полностью. Иннокентий был отличным собеседником, с ним было радостно, очень спокойно и хорошо.
Раньше Вере казалось удивительным, что такая уверенная в своем великолепии женщина, как Лиля и этот человек сошлись и жили вместе. Теперь ей стало ясно. Иннокентий не был душой компании, но он был из тех, кому излишне было привлекать к себе внимание, к таким обычно оборачиваются, когда замолкает общий разговор. Остроумный, тактичный, мягкий. Он заключал в себе уют. Где бы ни были такие люди, с ними всегда хорошо и Вера испытывала трепет от того, что первыми людьми, которых Иннокентий за долгое время к себе подпустил отказались они с Виктором.